своеобразия проявились во многих отношениях. Во-первых, в течение всего 19 века еврейский быт в основном сохранился в неприкосновенности. Он сохранился в силу «уче­ния и закона» — «послушания», которое продолжало жить и развиваться. Об этом, между прочим, свидетельствует огромная теоретическая раввинская письменность и популярная литера­тура по вопросам еврейского права и обычая. Библиографы от­мечают 570 томов по Галахе, составленных в России, а также 130 популярных книг о законах и обычаях, связанных с укладом до­машней и семейной жизни в будни и праздники.

Во-вторых, приспособление народа к новым условиям было в значительной мере коллективным приспособлением. Лич­ность не исключалась из группы, не становилась изгоем, а вно­сила коррективы, только выправляя формы коллективного су­ществования, и в известной мере тоже становилась фактором внутренней консолидации. Эта способность к коллективной стойкости в значительной мере вытекала еще из одного элемен­та — из глубокой укорененности русского еврейства в традиции собственной культуры. Эта вековая культурная традиция приве­ла к стремлению русского еврейства строить свою жизнь, как коллективно, так и индивидуально, на основе ряда еврейских общественных и духовных ценностей, которые продолжали дей­ствовать в качестве факторов, формирующих индивидуальное и коллективное бытие.

Приведу несколько конкретных иллюстраций.

Политическая система, установленная русским правитель­ством, стремилась побороть еврейский «сепаратизм», еврей­скую «обособленность» за пределами религии и культа. В кон­це 1844 г. русское правительство отменило кагал и передало функции общины общим учреждениям. Одновременно с отме­ной кагала был введен коробочный сбор (налог на кошерное мясо) — доход с этого сбора предназначался на покрытие нало­говых недоимок, а также на содержание синагог, бань, домов призрения и раввинов. Фактически «коробка» была изъята из ведения евреев, и заведование ею передано городским властям и государственным органам, которым предоставлялось только «совещаться с оседлыми и зажиточными евреями». Евреям за­претили собирать деньги на «еврейские нужды» без особого на то письменного разрешения властей. Власти ввели также ин­ститут «казенных раввинов», которые должны были, по замыс­лу власти, бороться с еврейским «сепаратизмом» и надзирать над евреями и их религиозными и воспитательными учрежде­ниями.

Однако, евреям фактически удалось сохранить свою само­стоятельную организацию даже в пределах, установленных вла­стью. Эта организация приняла форму обществ, учреждений, со­юзов, действовавших в согласии с установленными общими за­конами правилами. Этим путем евреи, опираясь на многовеко­вую традицию, в конечном счете свели на нет все правительст­венные планы. В ведение своих обществ и организаций евреи перевели все свои учреждения — благотворительные, воспита­тельные, социального призрения, общества помощи бедным ев­реям («Це-дака гедола»), похоронные братства (хевра кадише) и т. п. А казенные раввины превратились фактически в представи­телей общин перед властями, подчас даже в уполномоченных общины или руководителей общественных организаций. При­том все было построено на принципе добровольности, значение которого обнаружилось во всем его блеске в трагической обста­новке, в которой русское еврейство оказалось в годы первой ми­ровой войны.

Борьба с «обособленностью» евреев была также одним из мо­тивов правительственной системы в области просвещения евре­ев. В официальных документах секретных архивов «Комитета по еврейским делам» сказано, что «гражданское просвещение» означает воспитание «в духе русской государственности и хрис­тианской церкви». Таким образом, казенное просвещение было направлено к тому, чтобы побудить евреев к переходу в лоно христианства, и борьба против «еврейской темноты» и «вредно­го влияния» Талмуда на евреев имела целью подготовить евреев к этому переходу.

В деятельности правительства видна система, которая своди­лась к надзору над еврейским воспитанием с тем, чтобы ограни­чить его объем, ослабить «обособленность» и превратить хедер и ешибот, эти основы еврейского воспитания, в казенные школы с целью «исправления» евреев. Правительство при этом пред­ставляло себе реформирование еврейской жизни иначе, чем ев­рейские просветители. По его плану, во главе еврейских школ (даже раввинских школ) должны были стоять христиане. Одна­ко, евреям удалось сохранить хедер и ешибот, — как организо­ванную и прочную систему образовательных учреждений для различных возрастов, систему, благодаря которой национальная традиция глубоко внедрилась в народных массах.

Заседания раввинской комиссии, периодически созывавши­еся правительством, хотя и подтвердили предложения властей, но все же комиссии удалось добиться согласия на дальнейшее существование еврейских воспитательных учреждений. В кон­це концов власти были вынуждены признать хедер, через кото­рый прошло большинство молодого поколения всего народа. В утвержденных хедерах к концу 19-го века училось свыше 200000 учеников, а было много и не утвержденных хедеров. Ешиботы, — которые еще в 1844 году были определены, как высшие учебные заведения для молодежи, желающей приобре­сти углубленные познания по Талмуду по первоисточникам ев­рейской веры и подготовиться к раввинскому званию, — также продолжали существовать и даже развиваться, вопреки всем официальным препятствиям. Почти в каждой крупной общине существовал местный ешибот, «иешива кетана», возглавляе­мый раввином или специально приглашенным ученым. Круп­ные ешиботы в Воложине, Мире, Телыпах, Слободке (пригоро­де Ковны), Ломже, Эйшишках, Слуцке, Слониме, Радоме, Любавичах и других местах, служили центрами, в которые стека­лась молодежь со всех концов России.

Наряду с этим Бэт-мидраш и клойз (синагоги и молельни) также играли значительную роль и поддерживали традиции ев­рейской культуры, особенно в деятельности многочисленных обществ по изучению Торы, Мидраша, Мишны, Галахи, Талмуда и произведений, посвященных религиозной морали и этике. Эти учреждения продолжали существовать, и попытки властей уста­новить над этими религиозными учреждениями надзор потерпе­ли неудачу.

Разумеется, существовало значительное различие между воспитанием массы бедного люда и воспитанием средних и высших слоев еврейства. Большинство хедеров, а равно и шко­лы типа Талмуд Торы, в которых обучались дети бедноты и си­роты, — стояли на невысоком уровне, в особенности, в смысле квалификации меламедов. То, что они давали своим ученикам, было ценно больше всего, как живая народная религиозная тра­диция, а не как сумма существенных знаний. Зато в хедерах, где изучался Талмуд, и отчасти в «смешанных» хедерах, где учи­лись сыновья средних и состоятельных слоев, учителями были подготовленные лица, внушавшие ученикам помимо солидных познаний — также любовь к книге, и знание иврит.

Власти запрещали доступ девочек в хедеры. Запрещалось также преподавание в них светских предметов и русского языка. Только в начале ХХ-го века правительство разрешило устройст­во хедеров для обоего пола под одной крышей. Но еврейская учебная сеть не ограничивалась хедером. Существовало немало еврейских школ, частных и общественных, в которых языком преподавания был русский, а преподавание еврейских предме­тов было урезано. В этой сети обучалось около 200000 учащих­ся (мальчики — после обучения в хедере).[54]

Совещание комитета ОПЕ с представителями отделений в декабре 1912 г. решило ввести в круг деятельности ОПЕ также заботу о реформе хедера, как одну из важнейших своих задач. Правительство противилось всякой попытке реформировать хе­дер и приспособить его к духу времени. По инициативе попечи­теля Виленского учебного округа министр просвещения заявил