У кого-то отец был лётчиком и привозил разные штучки из-заграницы. У кого-то мать работала кассиршей в большом универмаге и доставаланечто импортное, красивое, вкусное. Кто-то каждый день жрал бутерброды снастоящим финским сервелатом. Кто-то зимой ходил не в сером в ёлочку пальто сцигейковым воротником, а в невесомом пуховике с толстой молнией и серебряныминашивками. Кто-то умел стоять на руках, шевелить ушами, складывать языктрубочкой.

Один мальчик в пятом классе принёс иностранный потрёпанныйжурнал. На цветных фотографиях голые женщины в разных позах щедро показываливсё, что принято скрывать. Пятиклассники жадно рассматривали глянцевые прелестина пустыре за школой, у помойных контейнеров. Это было вкуснее сервелата икруче джинсов. Образовалась очередь. Дети стукались лбами, толкали друг друга,пыхтели, шумно сглатывали слюну. Мальчик с журналом на несколько дней сталсамой популярной личностью в классе.

В отличие от большинства взрослых, Марк никогда не забывал,как на самом деле испорчены и порочны дети, особенно когда собираются вколлектив, как озабочены они вопросами пола, совокупления, как горят глаза,сопят носы. Чистота детства — лицемерный миф. Лицемерие — одна из составляющихраствора пошлости, мутной кислотно-щелочной субстанции, в которой барахтаетсяслепо-глухо-немое человечество.

Именно с этой фразы он начал когда-то свой первый рассказ.Тогда он мечтал об огромной, всемирной писательской славе.

Теперь ему хотелось денег.

Какая слава при его бизнесе? Наоборот, нужна полнейшаяанонимность, лучше вообще стать невидимкой.

До того, как он попал сюда, у него не было свободноговремени. Он либо занимался своим бизнесом, либо активно отдыхал, оттягивался вночных клубах, в казино. Единственным стимулятором, который он позволял себепосле избавления от кокаиновой зависимости, была виагра. И ещё деньги. Егобизнес постепенно стал приносить реальный, серьёзный доход.

Он вкусно ел и отлично разбирался в московских ресторанах,он шнырял по дорогим магазинам, покупал себе шмотки и получал от этого почтиэротическое удовольствие. У него были не просто рубашки, а от «Бум-бум», непросто джинсы, а от «Пук-пук». И трусы шёлковые в клеточку от «Фак-фак». У негобыла цель, даже несколько целей, по нарастающей. Платиновый «Ролекс»,«Мерседес» кабриолет, квартира в центре, дом на Рублёвке. Это могло бы хотькак-то примирить его с несправедливостью и мерзостью жизни. Пока он утешалсяскромной «Сейкой», тремя съёмными квартирами, старым «Фольксвагеном», а шмоткипокупал только на распродажах.

Газовая атака продолжалась. За решётчатым окном светало.Бессонная ночь готовилась умереть. Марк понял, что мучает его вовсе не вонь, неотсутствие нормальной еды, сигарет, кофе, а собственные мысли.

Когда нечего делать, поневоле приходится думать.Оказывается, это самое отвратительное занятие на свете, хуже любой ломки.

* * *

Дома Олю встретил мрачный обиженный муж. У Андрюши быланормальная температура, но красное горло. Катя уже спала. Оля принесла сыну впостель ромашковый чай с лимоном, посидела с ним, пока он пил.

— Мам, можно я завтра не пойду в школу? — спросил Андрюша.

— Ладно, не ходи.

— Как прошла съёмка? — спросил Саня, когда она вышла накухню покурить.

— Нормально. Завтра вечером посмотрим, что получилось.

— Зачем тебе это нужно, Оля?

— Что именно?

— Вся эта мерзость. Маньяки. Трупы, облитые маслом. Детскоепорно.

— Саня, я не смогу спокойно жить, пока не поймают Молоха, япостоянно думаю об этом. — У неё не было сил говорить, объяснять что-то.

— Ты собираешься опять работать с Соловьёвым?

— Не знаю.

Несколько минут они сидели молча, не глядя друг на друга.Потом Саня встал и вышел.

Черта, проведённая из одной временной точки в другую,всё-таки существовала. Оля чувствовала, как режет ступни этот воображаемыйканат. Она опять бежала от себя к себе, через двадцать лет, в обратномнаправлении.

Что там? Плотное тёмное кружево листьев в центре Москвы, вконце июля. Пресный пресненский дождик. Дом с лилиями. Сумасшедшая старуха накрыльце. Лапки и мордочка мёртвого соболя на её суконной груди. Нарисованныеброви. Кровавый вампирский рот. Конечно, это не кровь, а губная помада. Но всеравно страшно.

Двадцать лет назад Оля встретилась с Димой Соловьёвым именнотам, в глубине двора, у дома с лилиями. Он ждал её, сидел, курил на сломаннойограде, отделявшей двор от переулка. Они не разговаривали с марта. И вот онпозвонил, сказал, что надо поговорить. Она уже знала: это в последний раз. Онавсе решила и считала, что сделала правильный, разумный выбор.

Её ожидало дома, в платяном шкафу, свадебное платье, похожеена мыльную пену. Она выходила замуж за Филиппова, за надёжного уютного Саню. Онтоже ждал её дома, пил чай на кухне с её родителями. Дима позвонил из автомата,попросил выйти во двор. Трое за кухонным столом смотрели на неё с пониманием.Конечно, иди, Оленька, поговори с ним, попрощайся по-хорошему.

Да, им с Димой следовало поговорить. Но они не сказали нислова, даже не поздоровались. Они стали целоваться, как сумасшедшие. Шумелтёплый дождь, качалась сломанная ограда. Они оторвались друг от друга. Онаубежала, он не окликнул. Или всё-таки окликнул, но она не услышала из-за шумадождя и проклятий сумасшедшей старухи.

На самом деле бедняга Слава Лазаревна к тому времени ужеумерла. На крыльце сидел всего лишь призрак. Но за свою долгую безумнуюстарость дворовая ведьма успела выкрикнуть столько страшных проклятий, чтовоздух в глубине двора был пропитан ими насквозь.

«Может быть, поэтому я тогда и убежала? — вдруг подумалаОля. — Сумасшедшая старуха проклинала меня с того света, когда я в последнийраз встретилась с Димкой и целовалась с ним. Покойница Славушка помешала мнестать счастливой. Господи, как все просто получается, нет ни свободного выбора,ни личной ответственности. Кто-то другой виноват, не я. С меня взятки гладки.Между прочим, профессор Гущенко считает, что в основе большинства наших нелепыхвзрослых поступков лежат детские страхи».

— Вот смотри, Оленька, — говорил Кирилл Петрович, — ты досих пор не можешь забыть то, что пугало тебя в детстве. Толпа. Подвижный пол влифте. Безумная старуха. Иррациональный ужас, загнанный внутрь, в подсознание,косвенно влияет на твою взрослую жизнь. В определённом смысле, он формируюттвою судьбу.

Профессор предлагал соотносить застарелые детские страхи сважными взрослыми поступками, с моментами выбора. Это было необходимо для того,чтобы лучше понять логику фобии. Логику серийного убийцы. Олина история простаруху Славушку очень понравилась Кириллу Петровичу.