У детей начинается переходный возраст. Они постоянноссорятся, мирятся, выясняют отношения. Им срочно нужно купить по новомумобильному телефону с видеокамерой, по ноутбуку, по паре роликов и ещё полныйнабор летней обуви и одежды, поскольку оба выросли за год и ни во что невлезают.

Андрюша пытается говорить басом, и от этого у него першит вгорле. Он отрастил чуб до носа, сутулится и встряхивает головой, откидываетсвой чуб резким независимым жестом. Кате какая-то добрая подружка сказала, чтоу неё квадратная фигура. Теперь она не ест хлеб и упорно каждое утро делаетсвою сложную гимнастику. Андрюша живёт в наушниках, из которых слышится вой,грохот, шаманское бормотание. Катя без конца заполняет какие-то анкеты вглянцевых журналах для девочек. «Узнай свой характер!», «Хорошая ли тыподруга?», «Что мешает тебе избавиться от комплексов и стать крутой?». Лёжа наполу посреди комнаты, Катя ставит плюсы и минусы, подсчитывает результаты. Оназанимается этой ерундой потому, что ей не хватает внимания, общения. Узнатьсебя в этом возрасте можно, если много говорить о себе вслух, так, чтобыслушали, не упуская ни слова, вникали во все мелочи, которые постороннимкажутся чепухой.

— Твоих маньяков и психов ты любишь больше, чем нас! —крикнул однажды Андрюша.

Именно после этого она ушла из судебной медицины. Дело ведьне только в том, что разогнали группу Гущенко. Она могла остаться в институте иочень хотела остаться. Но опять сработала старая идиотская формула: «Определи,что ты хочешь, и поступай с точностью до наоборот».

— Ты спать собираешься? — Саня возник на пороге, сердитый,бледный, в своём заношенном халате и рваных шлёпанцах.

— Сейчас иду. Ты ложись, Санечка, не жди меня.

— Сидишь тут, дымишь, как паровоз, мёрзнешь. — Он шагнул кней, обнял, уткнулся носом в её макушку и пробормотал чуть слышно: — Оля, у насвсе плохо, да?

— Почему? У нас всё замечательно.

— Ты уверена?

— Конечно, Санечка.

Если бы собаки умели говорить, американский водяной спаниельГаня сейчас произнёс бы следующее:

— Тебе не стыдно, Соловьёв? Ты знаешь, который час? Половинатретьего ночи! А из дома ты ушёл в восемь утра. Да, ты хорошо со мной погулялперед уходом. Да, ты оставил полные миски еды и воды. Но видишь, они до сих порполные. Разве ты не знаешь, что я с детства не могу ни есть, ни пить водиночестве? Впрочем, голод и жажда — не самое страшное. А вот что творится смоим животом, ты можешь себе представить? На моём месте любая собака давно бывсе сделала дома и была бы права. Но я жду. Терплю. Что ты застыл? Да возьми,наконец, поводок! Подождёт твой мобильник. Как же я ненавижу эту маленькуютренькающую дрянь! Когда-нибудь разберусь с ней, честное слово! Между прочим,приличные люди не звонят в половине третьего.

Ганя, вероятно, именно это говорил, заливаясь лаем вприхожей, пока Соловьёв пытался одной рукой пристегнуть карабин к ошейнику. Вдругой руке у него был телефон. А в телефоне звучал голос оперативника АнтонаГорбунова. Из-за обиженного собачьего лая Соловьёв почти не слышал его.

— Я нашёл Вазелина! — кричал Антон. — Куваев ВалентинФёдорович, шестьдесят второго года рождения! Тот самый, который в телефоне! Ясейчас в ночном клубе, на его концерте!

Наконец они оказались во дворе. Ганя тут же решил первуюпроблему, задрал ногу на колесо шикарного джипа. Потом рванул вперёд, чуть ненавалил кучу прямо на асфальт, еле дотянул до земляного газона, всталпоудобней, сосредоточился и весь отдался процессу. Взглянув на выражениесобачьего лица, можно было понять, что такое счастье, в самом высоком,философском смысле этого слова.

Антон ждал указаний: следует ли сразу допросить Вазелина каксвидетеля, или лучше сначала установить за ним скрытое наблюдение, повести егонесколько дней.

— Тут полно малолеток, они все вешаются ему на шею, —возбуждённо, громко шептал Антон, — наркотой торгуют открыто, в сортире нюхают,колются. По-моему, Вазелин псих. Вы бы послушали его песенки! Сплошноесадо-мазо!

— Да, я слышал, — хмыкнул Соловьёв, — но это ещё ничего недоказывает. Не спеши с выводами, Антоша. Проверь, водит ли он машину. Попытайсявыяснить, где он находился в ночь убийства.

— Машину водит. У него «Хонда». В ночь убийства никакихконцертов не было, а находился он в Москве. Не женат, детей нет, живёт один.Иногда у него ночует женщина, вроде администратора его, что ли, ну и любовницапо совместительству. Отношения у них сложные. Вообще, он сейчас на сильномвзводе. Ведёт себя странно. Всё время озирается, будто ищет кого-то в толпе илибоится.

— Представься корреспондентом. Попробуй договориться обинтервью. Прощупай его для начала, а там видно будет.

Соловьёв убрал телефон. Ганя отошёл на пару метров отдымящейся кучи, несколько раз символически лягнул землю задними лапами изастыл, вопросительно глядя на хозяина.

Диме очень хотелось домой, но он чувствовал себя виноватымперед собакой. Спустить Ганю с поводка он не рискнул. Раньше спускал, но неделюназад именно на этом перекрёстке, ночью, какой-то шальной водила сбил насмертьсоседского пса, приятеля Гани, скотчтерьера Бади. Конечно, можно было пройтипару кварталов до небольшого пустыря, который когда-то был спортивнойплощадкой, а теперь стал собачьей, дать Гане набегаться перед сном, но у Соловьёвазакрывались глаза. Он попытался договориться с Ганей.

— Завтра приедет Люба. Она отведёт тебя на площадку, и тынабегаешься, сколько душе угодно. А сейчас прости, брат, мы пойдём домой.

Соловьёв врал. Люба вряд ли придёт. На самом деле отношенияих зашли в тупик, а скорее всего, кончились. Она ждала от него предложения рукии сердца. Он не предлагал. Она обижалась, он не пытался помириться. Ончувствовал себя виноватым из-за того, что морочит ей голову, и больше неморочил.

Ганя сел, визгливо гавкнул: нет! И положил лапу на поводок.Как будто понял, что хозяин врёт.

— Да! — сказал Дима. — Мы пойдём домой. Я очень устал. Мневставать в семь.

— Нет! — возразил пёс.

Дима всё-таки сдался. На самом деле, не так плохо подышатьперед сном. Погода вполне приличная, дождь кончился, только ветер какой-тосумасшедший.

На площадке было пусто. Он спустил Ганю с поводка, присел набревно, хотел закурить, но раздумал. Сегодня выкурил пачку, не меньше. Надобросать. Одышка появилась, во рту противно. «Вот поймаю Молоха и после первогодопроса выкурю последнюю в жизни сигарету».

В современном американском кино, если герой курит, значит,он злодей. Когда удавалось выкроить пару часов, поваляться на диване,посмотреть какой-нибудь боевичок или триллер, Соловьёв почти сразу угадывал,кто в финале окажется убийцей или, в лучшем случае, коварным предателем,пособником главного преступника.