С. 73.* «Чтобы пробиться к предмету слова, к предметной сущности, мы должны пройти сквозь слой идеи, т.е. сквозь то место, где предметная сущность как такая воплощается в конкретное слово hic et nunc».

По замечанию А.Μ. Камчатнова, «пробиться» к предмету или слову для А.Ф. Лосева «значит найти все необходимые категории, образующие их логическую структуру» (Камчатнов А.Μ. Указ. соч. С. 99 – 100).

С. 75* «Звук же есть нечто бессмысленное с точки зрения полного и самостоятельно осмысленного слова; и потому является недопустимым введение его в сферу диалектики».

См. обсуждение в связи с этим вопроса о «дематериализации» языка в комментариях Л.А. Гоготишвили (Гоготишвили Л.А. Примечания. С. 608 – 609).

С. 75.** «Смысл… подлинная сфера диалектики».

Смысл, в вúдении А.Ф. Лосева, «сложная и не первая категория в диалектической системе разума», категориальное раскрытие которой в диалектике осуществляется с помощью первичных категорий сущего, покоя, движения, тождества и различия (Форма. Стиль. Выражение. С. 538). Лосев развивает диалектико-феноменологическое учение о смысле как особой форме бытия, возникающей на «основе субъективно-объективного безразличия» (Хаос и структура. С. 45). Основное качество смысловой сферы, по данному учению, – значимость: «смысл не есть, но значит» (Там же). Не переходя в вещь и не овеществляясь, смысл выступает в диалектике только как «чистая возможность», метод, принцип, закон. По одной из дефиниций А.Ф. Лосева, смысл есть сущность, т.е. «то самое, чем она является сама по себе» (Форма. Стиль. Выражение. С. 7). Специфику понимания смысла в диалектике Лосева составляет его динамизм. Смысловая структура мыслится им в своих «становящихся», «генетических», «потентных» функциях, а сам смысл рассматривается как становящееся, активно самополагающееся, «творчески-осмысляющее» начало, как полагающее, утверждающее и «основополагающее».

С. 77.* «…получим слово как фонему, по которой уже совершенно нельзя догадаться, о какой предметной сущности она говорит».

В этом рассуждении А.Ф. Лосева сознательно игнорируется явление т.н. «звукового символизма» («звукосимволизма») – «фонетически мотивированной связи между фонемами слова и полагаемым в основу номинации незвуковым (неакустическим) признаком денотата (мотивом)» (Воронов С.В. Звукосимволизм // Лингвистический энциклопедический словарь. Μ., 1990. С. 166). См. также: Журавлев А.П. Фонетическое значение. Μ., 1974; Воронов С.В. Основы фоносемантики. Л., 1981; Он же. Фоносемантические идеи в зарубежном языкознании (Очерки и извлечения). Л., 1990. О неустранимости звукового начала в языке и его значимости см., напр., замечание В.В. Бибихина, который пишет:

«Звуковая стихия языка – это, собственно, стихия человека. В слове дышит его дыхание, речь размечена ритмом сердцебиения. Голос вмещает, кроме дыхания, вместе с дыханием также и чувство с его протяжением, силой, тоном, т.е. напряжением. Речь развертывается во времени, как жизнь. Через дыхание, ритм, тон язык не символически и иносказательно, а непосредственно втянут уже в своей звуковой стихии в природу человечества, сросся и ушел корнями в человеческий мир, и через него в целый мир» (Бибихин В.В. Язык философии. Μ., 1993. С. 90 – 91).

С. 77.** «Слово, имя вещи, взятые как идея, суть выражение и понимание вещи; или, вернее, идея и есть сама вещь, но данная в своем максимальном присутствии в инобытии».

См. в этой связи следующее замечание А.Ф. Лосева:

«В дальнейшем… я отождествляю „имя“ и „идею“ (в строго платоническом понимании), причем последняя не есть ни логос, ни усия, ни вещь, ни сущность, но выражение сущности, энергия и символ сущности, смысловое тождество логического и алогического» (Бытие. Имя. Космос. С. 334).

Комментируя данный фрагмент, Тереза Оболевич обращает внимание на тот момент, что идея в понимании Лосева не является сущностью вещи, а «представляет собой ее максимальное выражение, т.е. „воплощение в сознании“»; сущность же вещи у Лосева определяется с помощью терминов «эйдос» и «смысл» (Оболевич Т. Указ. соч. С. 183).

С. 77.*** «Имя, слово вещи, есть разумеваемая вещь, в разуме явленная вещь, вещь как разум и понятие…».

По одному из определений имени А.Ф. Лосева, оно есть «выраженное или, что то же, принципиально, в принципе понятое понятие» (Бытие. Имя. Космос. С. 831). Эту мысль он поясняет на примере толкования искусства в различных языках, полагая, что все это – «различные понимания одного и того же понятия, подобно тому как существуют разные понятия, относящиеся к одному и тому же смыслу» (Там же. С. 822).

С. 77.**** «Имя, слово вещи, есть разумеваемая вещь, в разуме явленная вещь, вещь как разум и понятие, как сознание и, следовательно, – разум, понятие и сознание как вещь».

В первой части данного фрагмента – утверждении «имя, слово вещи, есть разумеваемая вещь» – на философском языке (в расширительном истолковании применительно к имени вообще) выражена исходная богословская формула исторического имяславия «Имя Божие есть Бог», истолкование и обоснование которой составляет центральную задачу философии имяславия. Слово «разумеваемый» означает здесь, что речь идет только об «умном» отождествлении имени и вещи, а не о субстанциональном, как это приписывали имяславцам их противники. Этот момент об умном тождестве имени (слова) и вещи особо подчеркивается во второй части данного фрагмента – радикальным тезисом монизма о вещи как разуме (и понятии) и разуме (и понятии) как вещи. Для Лосева-диалектика характерно представление тождества как динамической реальности, как тождества развернутого, как пути к полноте отождествления. В «Философии имени» это достигается через восхождение имени к идее (в гипер-ноэзисе). В первых вариантах обоснования имяславия и построения ономатодоксии А.Ф. Лосев шел по пути прямого отождествления имени и идеи, а также идеи и энергии. См.:

«Сущность непознаваема и непостижима… Энергия – постижима, расчленима, созерцаема и именуема; она – идея предмета» (Лосев А.Ф. Имя. С. 46);

«…имя – идеальный диалектический момент в Боге и потому сам Бог» (Там же. С. 33).