«горшковый» двигатель «Бразье», как я уже говорил состоит из двух отдельных блоков цилиндров на одном картере. Один из них только в переплавку и годен, а вот второй…

Остальные члены нашего комсомольского актива, со временем как-то охладели к идее сконструировать «народную» моторную телегу, а эти нет! Конечно же, я помогаю им чем могу и не только добрым словом и мудрым советом. Однако, особо не балую — талант должен быть голодным и, до многих вещей доходить самостоятельно… Поддерживаю их энтузиазм на определённой «планке», но не более того.

Санька да Ванька Телегины забросив автодело, всерьёз увлеклись футболом совмещая его со строевой подготовкой. Михаил Гешефтман — которого я вполне официально назначил тренером по футболу и неофициально — «фельдфебелем-шкуродёром», создал из их сверстников две полные команды во главе с капитанами-близнецами и гонял их «в хвост и в гриву».

Между «командами-отделениями» разжигалось соперничество за первое место — как моральные, так и материальные: я из своих весьма скудных средств выделял малую толику на призы. Чаще всего это были какие-нибудь сладости.

Ох и, страсти кипели при «товарищеских» матчах… Ох и, «зарубы» иногда происходили…

Весь посёлок сбегался посмотреть!

Кроме этого, со временем я скинул на Барона и всё своё «бумаготворчество» на полустанке — в отряде военизированной охраны он как бы стал внештатным писарем. У Мишки был удивительно красивый почерк…

Просто золото, а не почерк!

Таким образом, после того — как я расставил «всех по местам», у меня образовалось просто уймище свободного времени.

* * *

Как-то раз меня на комсомольском собрании спросили:

— Что такое «социализм», Серафим? Только простыми словами — не как в книгах?

— «Социализм» в моём понимании, когда государство и общество в целом — социально-ответственны перед каждым человеком. Когда выполняются его права на труд, на образование, на медицинское обслуживание и пенсионное обеспечение в случае нетрудоспособности или при наступления старости.

С такой точки зрения поздний СССР, да — был социалистическим государством.

— А что такое «коммунизм»?

Я вздохнул: как ответить на то, что сам не понимаешь?

— Скажу стихами Владимира Маяковского:

— 'Если мы коммунизм построить хотим,

Трепачи на трибунах не требуются.

Коммунизм для меня —

Самый высший интим,

А о самом интимном —

Не треплются [1]'.

Когда провожал Елизавету, она спросила:

— Признайся, Серафим — это твои стихи, а не Маяковского?

— Не признаюсь!

* * *

Хотя по уговору между мной и Анисимовым, я могу иметь брать «Бразье» для ежедневных поездок на полустанок, я особо часто делать этого не стал — предпочитая ходить пешком, если нет какой поспешности. Зато, на третий день же день после завершения ремонта и сдачи «Француза» под ключ, я съездил в закрытый после Октября старообрядческий женский монастырь и хорошенько его обследовал.

Ну, несколько не соответствует моим представлениям о монастырях… Никаких высоких каменных стен, башен — в которых томились и проливали слёзы русские царицы, попавшие в немилость охладевших к ним самодержцев-прелюбодейцев… Несколько двухэтажных зданий, построенных квадратом, глухой стеной наружу — среди которых возвышалась громадой «небоскрёба», церковь с высокой колокольней — когда-то, увенчанной восьмиконечным старообрядческим православным крестом… Колоколов, кстати, тоже уже давно нет — как и многого другого: монастырский комплекс варварски разграблен местными крестьянами — всё ценное, что смогли отломать — отломали и унесли.

Однако, сами здания — весьма добротные и с приличной толщиной кирпичных стен, целым-целёхоньки! По кельям подсчитал: народу здесь «женску полу» — под триста душ или поболее того, проживало.

Это хорошо…

Большая каменная конюшня, коровники: земли кругом непахотные, зато выпасные — поэтому экономика монастыря держалась исключительно на молочном животноводстве. Когда мужики приватизировали скот — монахиням элементарно нечего стало кушать и, они кто не разбежался отсюда сразу — тот помер в первую же зиму.

Маслодельня, сыродельня, заполненные грунтовой водой погреба-ледники… Здесь было целое подземелье, про которое местные детишки рассказывают обычные в их возрасте страшилки. Пункта забоя скота, здесь принципиально не имелось — монастырь как никак, всё же. Невысокий деревянный забор вокруг всего хозяйственного комплекса и деревянные же вспомогательные хозяйственные пристройки за ним. Ну и естественно, заброшенное людское кладбище на ближайшем пригорочке — где хоронили монахинь и, в другой стороне — скотомогильник, где зарывали павших животных.

А места вокруг — воистину живописные и ни одной души вокруг…

Красота!

* * *

Проезжаю чуть дальше по заброшенной грунтовке на север и ожидаемо натыкаюсь на заброшенную же железнодорожную станцию. Это, самая восточная часть Выксунской узкоколейной железной дороги (УЖД) — одной из самых больших по протяжённости промышленных узкоколейных железных дорог России и затем Советского Союза. Порядка трёхсот километров стальных магистралей узкой колеи, соединяющих как ныне действующие — так и давно уже стоящие заводы бывшей «империи» братьев Баташёвых, а ныне — Приокского горного округа, а также речные пристани на реках Ока и Тёща. Говорят, что и до Ульяновки ветку в своё время тянули — чтоб через неё подсоединиться к общегосударственной сети ж/д дорог, но не дотянули из-за каких-то тёрок с монастырскими властями.

Не поленился, сходил измерил рулеткой колею… Да! Как и на память по «послезнанию» помню — ровно 700 миллиметров.

Под это дело вспомнилось, вот…

Всем известно, что российская железнодорожная колея «широкая» — 1520 миллиметров, а европейская «узкая» — 1435 мм… Однако, самая первая железная дорога в России «Санкт-Петербург — Царское Село», была вообще с гигантской колеёй в 1829 миллиметров или же шесть английских футов! Позже, строя Николаевскую железную дорогу — соединившую Северную столицу с древней Москвой, по экономическим соображениям перешли уже на пятифутовую железнодорожную колею — те самые 1520 миллиметров.

Говорят, грязь, мороз и разница в ширине колеи железных дорог — помогла оккупантам в 1941 году застрять на «ближних подступах»… Сказать по правде, не уверен: ведь это же обстоятельство, не помешало нам дойти до Берлина и взять его штурмом, правильно? Рельсы, достаточно быстро перешивались на нужную колею железнодорожными войсками — что мешало высокотехнологичным немцам, поступить также?

…Однако, возвращаясь к «нашим баранам»: вакханалия с шириной ж/д колей по стране — продолжалась ещё достаточно долго!

Первая по-настоящему коммерческая железная дорога «Верховье — Ливны», построенная частной компанией в 1971 году в Орловской губернии, была шириной полторы русской сажени или 3,5 английских фута (1067 мм). Короче, что ни ветка — то своя железнодорожная колея!

Так вот, история Выксунской УЖД Приокского горного округа — как бы повторяет общую историю железных дорог России, застывшую на