— Некого, — горестно вздохнула Лиза и потупила глазки, словно она была виновата в отсутствии сознательных революционных масс.

— Впрочем, сейчас не время и не место для политических диспутов, — спохватился Казимир и встревоженно завертел головой. — Приходите на нашу скромную студенческую пирушку, там и договорим.

— Приходите! — радостно подтвердила Вронская. — Мы на Васильевском обитаем, на Седьмой линии, в доходном доме господ Елисеевых, на третьем этаже! Завтра же и приходите.

— Благодарю вас, друзья мои, но раньше вечерней молитвы я из академии выйти не имею возможности. Право же, стоит ли мне беспокоить вас в столь поздний час?

— Ах, отбросьте Вы эти церемонии! — поморщился Казимир. — Приходите в любое время, мы часто засиживаемся до рассвета.

— До рассвета! — подтвердила Лиза. — Приходите, будет интересно! Придёте? — жалостливо спросила девушка и несмело взглянула мне в глаза.

— Весьма польщён вашим предложением, — вздохнул я и утонул в чистом васильковом взгляде. — Обязательно приду.

— Тогда до встречи. — скупо попрощался Казимир, и, сунув для рукопожатия костистую ладонь, быстро удалился. Следом за ним засеменила и девушка. Вскоре они оба растворились в синих весенних сумерках, а я, озадаченный нечаянным знакомством, продолжил путь домой.

На следующий день, вечером, переодевшись в гражданское платье, я взял извозчика и поехал на Васильевский остров, на Третью линию. Доходный дом Елисеевых я отыскал быстро. Перед тем, как войти в парадное, я закинул голову и посмотрел на третий этаж, где в поздний час светилось одно-единственное окно.

— Видимо, мне туда, — сказал я себе и стал подниматься по лестнице.

Квартира оглушила меня ярким светом и плавающим в табачном дыму весёлым гомоном. На моё удивление, Казимир и Лиза встретили меня очень радушно, как старого друга.

— Раздевайтесь и присоединяйтесь к нам. — снимая с меня пальто, оживлённо тараторил Казимир. Я заметил, что от него попахивает водкой, но ничего не сказал.

— Не желаете ли чаю? — проворковала Лиза.

— Да-да, именно чая! Давайте, садитесь за стол без всяких церемоний, у нас тут как раз самовар поспел. — поддержал её Казимир. — У нас и конфеты имеются, и к тому же очень даже не дурные.

Я поблагодарил их, но попросил сначала дать возможность оглядеться и познакомиться с обществом, которое, честно говоря, было очень разношёрстным. Во всех комнатах, и даже в прихожей, толпились молодые люди, большинство из которых были студентами. Не обращая внимания на окружающих, они курили, спорили, гасили папиросы в цветочных горшках, пили чай, грызли сушки, флиртовали с девушками, играли на гитаре, снова курили и снова спорили. Обстановка была самая что ни на есть непринуждённая.

Когда Казимир на правах хозяина вышел на середину комнаты и громко представил меня, то ко мне сразу подошли несколько молодых людей, среди которых было две девушки. Юноши выразили восхищение моим поступком и с чувством пожали мне руку. Девушки хором прощебетали в мой адрес что-то возвышенное и одна, расчувствовавшись, спросила разрешения меня поцеловать. Я, откровенно говоря, не ожидал такого поворота событий и смутился.

— Не стоит, Аня. — сдержанно произнёс один из молодых гостей и взял её под локоть.

— Почему? — со слезой в голосе поинтересовалась девушка. — Почему мне нельзя поцеловать героя? Или вы считаете, что мой удел слюнявить вступивших в пору половой зрелости прыщавых юнцов?

Я обратил внимание на глаза девушки. Они были абсолютно пьяными, хотя речь её была связной и слова она выговаривала чётко.

— Кокаин. — склонившись ко мне, шёпотом пояснил Казимир. — Месяц назад из-за несчастной любви застрелился её родной брат Бронислав. С тех пор Аннушка не расстаётся с пузырьком кокаина, который прячет в лифе платья.

Я ещё раз посмотрел на Аннушку, но уже более внимательным взглядом. Мне, как медику, было ясно, что девушка вступила на путь саморазрушения, и как у всякого смертного, решившегося свести счёты с жизнью, в её лице была какая-то непонятная, притягательная и в то же время глубоко порочная привлекательность. Её пьяные глаза светились греховным огнём, тонкие крылья носа трепетали в ожидании очередной порции кокаина, а на губах играла фальшивая улыбка. Так улыбаются женщины лёгкого поведения, пытаясь заполучить очередного клиента. Она молча высвободила локоть из руки юноши, и, положив мне ладонь на грудь, доверительно заглянула в глаза.

— А знаете, я согласна, — проникновенно произнесла девушка.

— Позвольте узнать, сударыня, с чем именно Вы согласны?

— Со священным писанием! Я помню, там сказано, — она призадумалась и наморщила лоб, — вспомнила! Там сказано, что человек есть греховный сосуд, полный мерзостей… Кажется, именно так! Голос её с каждой фразой крепчал и становился громче. — А раз так, — закричала она, — то пусть всё человечество и весь мир летят ко всем чертям!.. И мы вместе с ними! Но нам ведь умирать не страшно? Это страшно и тоскливо в одиночку, а всем миром даже весело, не правда ли?

И, не дождавшись моего ответа, вдруг неприлично громко захохотала. Казимир метнулся к ней и попытался увести, но она вцепилась в мою руку и продолжала дико хохотать. В этот миг я чётко увидел её израненную душу — припудренного кокаином мотылька, беспомощно бьющегося в липкой паутине порока. Участь его была предрешена, но он продолжал безуспешно бороться за свою жалкую жизнь, и чем больше билось маленькое тельце, тем ближе был конец.

И ещё мне открылась тайна, которая ужаснула даже меня: смерть брата Аннушки, Бронислава, была на её совести.

Бронислава Аннушка любила с детских лет. С годами привязанность к старшему брату только крепчала, а когда девушка вошла в возраст Венеры, то с ужасом поняла, что испытывает к брату далеко не родственные чувства. Она понимала, что желания и мысли её греховны, но ничего поделать с собой не могла. Со временем её любовь перешла грань разумного, и Анну стала съедать безумная ревность. Тем временем Бронислав сделал предложение девушке, которая была не только богата, но и красива. Казалось, они созданы друг для друга, и когда на рождественском балу Бронислав приглашал её на танец, весь зал замирал и с придыханьем следил за чудесной парой. В такие минуты Анна украдкой наблюдала за братом из-за колоны, и, кусая до крови губы, бледнела от ненависти.

Перед самой свадьбой невеста вместе с семьёй уехала в Баден-Баден на воды, и Анна поняла, что судьба дарит ей один-единственный шанс. Она улучила момент и перехватила адресованное брату любовное послание. Несколько ночей она старательно подделывала почерк возлюбленной брата, а когда работа была закончена, подбросила письмо в его спальню. Надо отдать ей должное: подделка была исполнена с высоким качеством, и Бронислав не заметил подвоха. Содержание письма повергло его в шок. «…Бедность не порок, но и не источник любви», — гласили лживые строки. «Ты благороден, но беден, и предстоящее замужество необходимо тебе, чтобы поправить финансовые дела. В этом нет ничего плохого, так поступают сотни молодых людей. Однако я решила не испытывать судьбу и выйти замуж за человека своего круга. Это будет гарантией того, что мой избранник возьмёт меня по большой любви, а не за богатое приданное. Прощай и прости, что не нашла сил сказать тебе эти слова при нашей последней встрече».