убранных носилок: у хозяина, известного удачливого ходатая по делам и ритора, собралось большое общество гостей, не ради роскошного угощения, отнюдь нет: и богатого купца и видного чиновника, помимо деловых расчетов, влекло сюда желание насладиться остроумной беседой, подчас злой и ядовитой шуткой хозяина. Уроженец далекой Самосаты, стоявшей на берегу Евфрата, Лукиан пережил богатую событиями жизнь: сперва скульптор, потом ритор и ходатай по делам, он долго скитался по свету, побывал и в далекой Галлии, Италии и Греции, много видел, много слышал, но чаще всего любил останавливаться в Афинах. Уже не один кубок осушили гости, весь пол изящно убранного атрия покрылся разбросанными повсюду измятыми цветочными гирляндами, когда хозяин, немолодой человек с гладко выбритым лицом, на котором резко выделялись характерные складки около тонко-очерченного, насмешливого рта, стал читать медленным, уверенным голосом сочиненный им разговор двух дам, остроумно и ехидно высмеивая пустенькую и лживую жизнь светских щеголих. Шумный говор стих. Мерный звучный голос чтеца прерывался по временам дружным одобрением гостей… Кончил хозяин. Громкие рукоплескания были ему наградой, и долго еще не смолкали взрывы смеха. Мало-помалу гости разбились на отдельные группы, и вот среди общего говора выделился скоро голос старика, который незаметно втерся в общество пирующих. Этот грязный, прожорливый человек, поглощавший до тех пор с яростью голодного пса подаваемые кушанья, теперь, набивши себе плотно желудок, вдруг стал развязно-говорлив и хвастливо повествовал своим слушателям, как он сумел ввести в заблуждение людей, о которых многие знали лишь понаслышке, – христиан. Были у него, как он выразился с гадкой усмешкой, неприятности на родине: его совсем несправедливо, уверял он, обвинили в убийстве, и вот пришлось бежать и скитаться из города в город, покамест не нашел он пристанища среди тех, что называют себя христианами и считают друг друга братьями. Кстати прослышал он, что они делятся всем своим добром друг с другом и особенно участливы к тем, кто кается в прежних грехах и заблуждениях. Рассказчик хвалился, что он не только сумел сделаться членом тайного христианского сообщества, но даже и приобрести среди своих новых друзей великую честь, будто бы он писал для них книги, толковал их учение и даже был арестован властями как глава христианской общины… Собеседники недоверчиво посматривали на хвастуна. Но тот не смущался; видя себя теперь центром общего внимания, он с жаром уверял, что не лжет. В тюрьме ему сиделось очень весело: ни в чем не было недостатка, так как его друзья не жалели средств, чтобы облегчить его положение; мало того – он сумел вытянуть у друзей большие суммы под предлогом необходимости подкупить стражу. Потом будто бы ему надоело играть комедию, и он отрекся от христианства и был выпущен из тюрьмы. Прежние друзья, конечно, отшатнулись от него и выключили из своей общины, деньги ушли, и теперь приходится питаться, – с двусмысленной улыбкой закончил он, – как «страннику» – Перегрину. «Пользуйся моментом, – вызывающе прибавил старик, прочтя возмущение на лице соседа, – никого не жалей и ни к кому не привязывайся: таков должен быть настоящий философ».

«Нет, это злокозненная секта, – подхватил вдруг высокий статный мужчина, по виду бывший крупный чиновник. – Они заманивают и убивают младенцев, пьют их кровь, поклоняются особому богу с ослиной головой и творят тайком всякие мерзости. Из-за них насылают боги на нас несчастья… Среди них самые опасные колдуны…»

Хозяин давно уже ничего не говорил, а, чуть заметно улыбаясь, с видимым наслаждением слушал беседу, наклоняясь то к одной, то к другой группе, и внимательно наблюдал своих гостей.

Теперь все торопились выложить вести о чудесном, о знамениях, разгорячаясь и перебивая друг друга. Один уверял, что в Фессалии живет колдунья, которая умеет превращаться по ночам в птицу, другой – что недавно один оборотень-женщина чуть не женила на себе очень богатого юношу, если бы не вмешался философ, который сразу разгадал оборотня; третий уверял, что в городке Аспенде удалось прекратить чуму чудесным образом: тамошний прозорливец-философ велел побить камнями неизвестного нищего старика, которого никто не знал в городе… И что же? Под грудой камней оказалась отвратительная собака – и болезнь прекратилась. Но тут, захлебываясь и торопясь, вмешался четвертый собеседник и рассказал удивительную историю о петухе из Танагры. Несчастный поранил себе лапку по соседству с храмом Эскулапа и, слыша, как жаждущие исцеления поют гимн богу-целителю, присоединил свой голос к певцам, показывая богу пораненную лапку. И лапка исцелилась, а петух захлопал крыльями, бодро вытянул шейку, потряс гребешком и громким благодарственным криком восславил своего исцелителя.

Тотчас вмешался в разговор чернобородый фригийский купец и поведал, что бог Эскулап явился в чудесном виде в мало кому известном городке Абонотихе. Высокий статный мужчина, именующий себя Александром, в красном плаще, с длинными волосами, распущенными по плечам, с кривой саблей в руках восседает там на подушках в темной комнате красивого дома, рядом с новоявленным богом, который имеет человеческую голову и змеиное туловище. По приказанию Александра бог открывает рот и показывает свой змеиный язык. Этот чудодейственный бог сам открылся своему пророку сверхъестественным образом: в одном македонском городке нашлись две доски, на которых значилось, что Эскулап явится в Абонотихе с отцом своим Аполлоном. Когда затем в Абонотихе строили храм, то неожиданно к постройке явился Александр и заявил о скором появлении бога. В сопровождении несметной толпы народа он подошел к строившемуся храму и вынул из мусора яйцо, в котором оказалась маленькая змея. Она вскоре превратилась в большую с человеческой головой, уверял рассказчик, и вот с тех пор Александр и пророчествует, вызывая удивление своими познаниями. Великое благоволение выказывает к этому пророку благочестивый и добродетельный император, божественный Марк Аврелий, спрашивая совета во всяком важном деле…

– Да живет наш отец, божественный Марк Аврелий! – вдруг громко воскликнул один из гостей, и крик его дружно подхватили все присутствовавшие.

Радостное чувство охватило гостей, и они стали припоминать самые мелкие подробности из встречи с любимым императором. С восхищением говорили о скромной трудовой жизни этого маленького ростом человека, на худом, бесстрастном, бледном лице которого лежала всегда печать грусти, вспоминали его простоту и умеренность в пище и питье, ласковое обращение и внимание к низшим. «Говорят, – заметил один из гостей, – что наш божественный – последователь мудрого философа-стоика Эпиктета, от него-то он усвоил мысль о том, что все человечество составляет единую семью и что нужно работать над своей душой, как плотник над деревом, и всего себя посвятить людскому благу».

– Так, – вдруг порывисто вмешался старик с военной выправкой, – нужно работать над своей душой – и счастлив тот, кто