Впереди в лесу редко постукивали выстрелы. Оттуда поодиночке выскакивали казаки, съезжались в кучки. Это передовые посты откатывались под турецким натиском.

Платов остановил свой отряд на равнине, поперек дороги:

— В лес не пойдем, здесь их встретим. Пусть они растянутся, а мы их тут…

Шесть полков казачьих во главе с графом Строгановым он поставил в первой линии, регулярную конницу — драгун и улан — во второй. По флангам рассыпал батальоны 7-го и 11-го егерских полков. Позади конницы развернулась Донская артиллерийская рота.

Два донских полка встретили турок при выходе из леса. Постреляли, поджигитовали и схлынули.

Из-за пелены дождя возникли они перед молчаливыми неподвижными платовскими линиями, разделились и, взбивая грязь, ускакали на фланги, за ними с шумом, чваканьем и стрельбой тяжело скакала турецкая конница. Она налетела прямо на центр платовского построения…

Донские пушкари сзади ударили через головы гранатами. Команда — и донские полки Строганова, завизжав, с места в карьер рванули в дротики. Турки, ошеломленные орудийным огнем и — более того — визгом атакующей лавы, шарахнулись и бросились наутек.

Три версты Строганов с казаками гнал их сквозь редкий лес; турки не принимали боя, они падали на конские шеи и понукали коней, стремясь оторваться.

Пален и Лисаневич с драгунами и уланами скакали сзади, старались удержать равнение. Платов, собрав два заманивших турок полка, вел их в резерве, держал «в кулаке» на всякий случай.

Через три версты турки в свою очередь рассыпались, разделились. На широкой прогалине ждали их свежие силы, понуро свисали мокрые бунчуки.

— Алла! Алла!

Плотной кучей, сначала медленно, а потом все быстрее пошли они на расскакавшихся строгановских казаков.

Драгуны и уланы приостановились, Платов сам поскакал к ним.

— Не останавливаться. Поддержать!

Пален, крутившийся перед полками с оголенным палашом, кивнул:

— Сейчас, Матвей Иванович… Подравняемся…

Драгуны выравнивали строй, теснились колено к колену.

Дальше уступом сдерживали дымящихся коней уланы, значки на их пиках свисали бесцветными, серыми тряпками, мокро блестели чехлы на шапках.

Казаки, смешавшись с турками, отмахивались саблями, поодиночке и кучками выскакивали из толпы дерущихся.

— Марш-марш!..

Приотстав от пошедших вперед тараном драгун и улан, Платов платком, промокшим и липким, подал знак двум резервным казачьим полкам. Они, в мгновение ока, раскинув лаву, пошли во весь мах, огибая дерущихся, отрезая путь отступления.

Турки, не выдержав сдвоенного удара, бросились назад, других запасных сил у них не было. Пятнадцать верст драли они перелесками, пока не отстали измотанные грязью казачьи кони.

— Кони у них дюже добрые, — жаловались казаки. — Если б не кони, на прах бы их порубили…

Сто пленных, знамя и двухбунчужный паша Махмут стали платовским трофеем в этом бою. Наших убитых и раненых подобрали с полсотни.

Между тем осада Силистрии продвигалась слабо. Милорадович, не поделив победы, разругался с Багратионом и уехал в Бухарест. На смену ему прибыл Ланжерон. 1 октября подошли наконец осадные орудия. Но Силистрия не сдавалась. Багратион, с которым Платов часто сиживал вечерами, стал говорить, что воевать будет до ноября, а потом придется возвращаться за Дунай и весной начинать новый поход.

— Государь велел за Балканы идти, на Царьград, — напоминал Платов.

— За Балканы идти — одних волов надо восемьдесят тысяч, — прикидывал Багратион. — Молдаване с их закоренелой вялостью не поставят нам нужного количества провианта. Нет, дорогой Матвей Иванович, придется зимовать за Дунаем, а пойдем мы за Балканы весной, в марте…

— Государь недоволен будет, — вздыхал Платов.

Багратион пожимал плечами, переглядывался со своими любимцами, носатым генералом Кульневым и адъютантом Давыдовым, пиитом и вольнодумцем.

— Ну, разгневается Государь, ну, пошлет нас куда-нибудь, — притворно вздыхал Кульнев. — На Кавказ, скажем… Там повоюем. Матушка Россия тем хороша, что все-таки в каком-нибудь углу ее да дерутся.

Вечера в компании этих ребят, воюющих ради возможности воевать, последних русских рыцарей, были для Матвея Ивановича истинным душевным наслаждением, — и Багратион без него, как сам говорил, скучал.

4 октября вновь показалась турецкая конница и вновь была отбита, а 9-го показалась вся турецкая армия, идущая от Туртукая на выручку Силистрии, вели ее Сераскир Пеглеван и трехбунчужные паши Мегмет и Бошняк-Ага. У местечка Татарице турки остановились и стали рыть окопы.

Платов выскочил было отогнать их, но силы оказались явно несоизмеримы. Отошел, дал знать Багратиону. Встревоженный Багратион подошел с девятью батальонами. Платов подъехал, доложил: турок тысяч двадцать, роют окопы, ставят батареи.

Багратион, хмурясь, вглядывался в турецкий лагерь, прикрытый все тем же редким лесом, оглядывался на свои поредевшие батальоны, штыков по триста, не больше. Прижало — а войска разбросаны, и Засс из-под Измаила не подошел, и за Силистрией наблюдать надо, и против Варны отряд стоит, наблюдает…

Лисаневича с его Чугуевскими уланами, двумя эскадронами драгун и батальоном пехоты Багратион оставил в тылу: хотя под Силистрией стояли Марков с Ланжероном, но чем черт не шутит, пусть наблюдает, как бы от Силистрии не ударили. Остальных, платовских и своих, развернул против нового противника. Пехоты в шестнадцати батальонах набиралось тысячи четыре с половиной, драгун три полка, Кульнев с Белорусским гусарским, казаков десять полков, всего тысяч восемь — девять.

Пока строились, показалась турецкая конница, поездила, постреляла. Казаки нажали, она отступила. Смеркалось.

Багратион посмотрел на часы, на турок, оглянулся на Силистрию:

— Завтра атакуем их в лагере. Одним ударом решим все дело.

В ночь на 10 октября построил Багратион свои войска в две линии. Первую составил целиком из казаков. Рассыпал шесть полков: чтоб прочесали по дороге всю местность, выявили засады. Вторую линию составил из полковых пехотных каре: на правом фланге поставил приведенных из-под Силистрии московских и малороссийских гренадер под командованием Карла Мекленбургского, генерала молодого, храброго, но глуповатого — тот сам пил и солдат своих перед боем угощал, за что его они и любили; в центре стал проверенный Бахметьеве Воронежским, Архангелогородским и Украинским полками; на левом фланге — Репнинский с Новгородским полком и князь Трубецкой с егерями; в промежутках каре — стародубовские, дерптские и северские драгуны, Кульнев с гусарами и четыре казачьих полка.

До свету, в 4 часа утра, пошли. Платов, Багратион, Бахметьев ехали вместе меж пехотных каре. Чуть позади Строганов вел Атаманский полк.

Бой вспыхнул внезапно. Как-то так получилось, что казаки прошли и не заметили, а по каре Бахметьева в упор ударили из кустов ружейным огнем. Каре остановилось, передний фас стал отвечать. Турки с построенной батареи ударили из пушек. Бахметьев остановил своих солдат, велел выкатить вперед полковые пушки и картечью вычистить кусты, откуда стреляли янычары.