Николай Ватутин был одним из тех участвовавших в Курской битве советских военачальников, от решений и действий которого во многом зависели ход и результаты битвы. Поэтому особый интерес представляют сведения маршала Рокоссовского и генерала Штеменко, характеризующие некоторые индивидуально-психологические особенности Ватутина и его качества как военачальника, а также отношение к Ватутину со стороны командования.

В частности, воспоминания Константина Рокоссовского обнаруживают некоторую предвзятость автора по отношению к генералу Ватутину, хотя и маскируемую неоднократными упоминаниями о дружеских отношениях. Так, Рокоссовский вспоминает о поездке в качестве представителя Ставки Верховного главнокомандования в штаб 1-го Украинского фронта (переименован из Воронежского в 1-й Украинский фронт с 20 октября 1943 года. – П.Б.), связанной с наступлением немцев под Житомиром[625]. Рокоссовский отмечает, что командующий фронтом генерал Ватутин располагал в районе Киева двумя танковыми армиями, не считая находившихся в резерве общевойсковых армий, отдельных танковых корпусов и артиллерии РГК, но действовал пассивно, опасаясь противника, и вместо нанесения сильного контрудара предпочитал обороняться. Здесь же Рокоссовский характеризует Ватутина как военачальника, показывая его стремление к всеобъемлющему контролю, вплоть до личного ведения всех телефонных переговоров с армиями и штабами, а также редактирования всех распоряжений и приказов штаба фронта.

Рассказывая о своей поездке на командный пункт Юго-Западного фронта в период Сталинградской битвы, Рокоссовский отмечает[626], что кроме командующего фронтом генерала Ватутина там же находился и начальник Генерального штаба Василевский. Рокоссовскому показалось странным поведение обоих, поскольку создавалось впечатление, что в роли командующего фронтом находится Василевский, который решал ряд серьезных вопросов, связанных с предстоящими действиями войск этого фронта, часто не советуясь с командующим. Ватутин же фактически выполнял роль даже не начальника штаба: ходил на телеграф, вел переговоры по телеграфу и телефону, собирал сводки, докладывал о них Василевскому. Все те вопросы, которые предполагалось обсудить с Ватутиным, пришлось обговаривать с Василевским.

По-видимому, причиной скрытой неприязни со стороны Рокоссовского был характер отношений Ватутина с представителями высшего военно-политического руководства страны. Как следует из воспоминаний[627], Рокоссовский, по всей вероятности, считал, что благодаря таким отношениям советское военное руководство (в лице Сталина, Жукова, который координировал действия Воронежского и Юго-Западного фронтов, а также члена военного совета Воронежского фронта Хрущева. – П.Б.) фактически помогло фельдмаршалу Манштейну отвести войска группы армий «Юг» за Днепр и организовать оборону Киева в начале октября 1943 года, поскольку произвольно перенесло разграничительную линию между Центральным и Воронежским фронтами, расширив зону ответственности последнего.

Манштейн указывает[628], что в конце сентября 1943 года на левом фланге группы армий «Юг» в полосе 4-й танковой армии существовала серьезная опасность, связанная с развитием событий на южном фланге группы армий «Центр», вследствие которых танковая армия вообще могла быть отрезана от Киева.

Однако из-за перенесения разграничительной линии командование Центрального фронта (генерал Рокоссовский) должно было отказаться использовать нависающее положение частей 60-й армии генерала Ивана Черняховского, чтобы нанести удар во фланг и тыл немецкой 4-й танковой армии. Честь захватить столицу Украины была отдана фронту Ватутина, который в результате с 12 октября до 3 ноября 1943 года безуспешно пытался отбросить немецкие войска в районе Киева, проведя Лютежскую и Букринскую фронтовые наступательные операции.

Эти воспоминания маршала Рокоссовского приоткрывают нюансы психологических отношений между военачальниками и, при соотнесении с фактической стороной событий, показывают огромную степень влияния межличностных отношений внутри высшего командования и политического руководства на ход и исход военных действий. Однако подавляющая часть такой информации сначала была скрыта, а с течением времени утрачена, сделавшись практически недоступной, что существенно ограничивает полноту большей части исторических исследований и заставляет сомневаться в обоснованности многих выводов и гипотез.

Генерал Сергей Штеменко, в свою очередь, также интересно характеризует Ватутина как личность и военачальника, анализируя боевые действия на южном крыле советско-германского фронта в феврале – марте 1943 года (этот анализ согласуется с воспоминаниями и оценками маршала Александра Василевского, бывшего тогда начальником Генерального штаба Красной армии)[629]. Штеменко отмечает, что из-за ошибок советской разведки не были своевременно раскрыты ни переход германских армий к жесткой обороне на рубеже рек Северский Донец и Миус, ни подготовка ими контрнаступления севернее и южнее Харькова, а движение колонн противника в ходе перегруппировок по-прежнему оценивалось как отход, стремление уклониться от борьбы в Донбассе и поскорее отвести войска на территорию Правобережной Украины. Командование Юго-Западного фронта во главе с Ватутиным твердо держалось этой ошибочной точки зрения, хотя уже выявлялись факты, обязывавшие его насторожиться. При этом личное мнение Ватутина высоко котировалось в Генеральном штабе и оказало большое влияние на формирование замысла операции советских войск в Донбассе, поскольку работники штаба хорошо знали Ватутина и считали его одаренным в военном отношении, своеобразным оператором-романтиком, всегда полным энергии и желания трудиться. Летом 1942 года, будучи заместителем начальника Генерального штаба по одному из направлений – Дальнему Востоку, Ватутин целыми ночами разрабатывал различные варианты действий войск на советско-германском фронте. В один из самых напряженных периодов войны Ватутин попросил направить его в действующую армию и доверить командование фронтом. Просьбу удовлетворили (! – П.Б.), и 14 июля 1942 года, когда под Воронежем создалась очень сложная обстановка, генерал Ватутин возглавил Воронежский фронт, а через три месяца (в октябре) получил назначение на пост командующего Юго-Западным фронтом. Под его руководством войска этого фронта участвовали в окружении сталинградской группировки противника, а затем вели успешные боевые действия против 8-й итальянской армии на Среднем Дону, прорвавшись южнее Харькова, а также на Северский Донец.

С выходом советских войск в район Старобельска, Лисичанска, Ворошиловграда генерал Ватутин был захвачен идеей использования их нависающего положения над Донбассом и ослабления старобельского участка неприятельского фронта. Через Старобельск он намеревался направить сильную подвижную группу в направлении Мариуполя, отсекая врагу все пути отхода из Донбасса, а на других направлениях продолжать преследование. Свои соображения Ватутин доложил в Ставку, и 19 января ему дали разрешение проводить по своему замыслу наступательную операцию в Донбассе, которая получила условное наименование «Скачок». Задача и способы выполнения операции формулировались следующим образом: «Армии Юго-Западного фронта, нанося главный удар с фронта Покровское, Старобельск на фронт Краматорская, Артемовск и далее в направлении Сталино (Донецк), Волноваха, Мариуполь, а также нанося мощный удар из района юго-западнее Каменска в направлении Сталино, отрезают всю группировку противника, находящегося на территории Донбасса и в районе Ростова, окружают ее и уничтожают, не допуская выхода ее на запад и вывоза какого бы то ни было имущества». В район Мариуполя предполагалось выйти уже на седьмой день наступления. Одновременно намечалось силами подвижных фронтовых резервов захватить основные переправы через Днепр. Операция проводилась во взаимодействии с Южным фронтом, который должен был наступать вдоль побережья Азовского моря.