«Поскольку, – заметил Бухарин, – мы держим сейчас курс на диктатуру пролетариата, мне кажется, мы не можем выставлять лозунг права наций на самоопределение». Вместо него предложил собственную формулу – «самоопределение трудящихся классов каждой национальности».11

Что ж, Бухарин имел полное право на развитие теоретической мысли. Однако именно тут он поступил весьма странно. Отказался от приоритета и заявил, что опирается на положение Сталина, выдвинутое тем на Третьем съезде Советов год назад.

Тем самым, почему-то пошёл на явную подтасовку. Ведь Сталин говорил принципиально иное. Всего лишь предлагал толковать «принцип самоопределения как право на самоопределение не буржуазии, а трудовых масс данной национальности».12 Мало того, Бухарин пошёл гораздо дальше, углубившись в этнографические дебри. Отказал в праве на самоопределение тем нациям, в которых имелся пролетариат. Зато милостиво предоставил такое право отсталым нациям колоний – «готтентотам и бушменам, неграм, индусам и прочим». Пояснил, что тем «национальный комплекс в целом будет вредить чужеземному империализму, и его борьба войдёт в общую систему борьбы против империалистического режима».

Завершая выступление, предложил съезду собственный вариант формулировки для программы: «В вопросе о том, кто является носителем воли нации к отделению, РКП стоит на историческо классовой точке зрения, считаясь с тем, на какой ступени её исторического развития стоит данная нация».13

Выступивший следом Ленин не столько излагал своё видение основных положений программы, сколько критиковал затронутые Бухариным два вопроса. Чисто теоретический национальный, где и поймал товарища по партии и членству в ЦК на грубейшей, непозволительной ошибке, которую тот попытался прикрыть авторитетом Сталина.

«Бухарин принимает желаемое за действительность, – страстно воскликнул Ленин. – Он говорит, что признавать право на самоопределение нельзя. Нация – значит буржуазия вместе с пролетариатом. Мы, пролетарии, будем признавать право на самоопределение какой-то презренной буржуазии! Это ни с чем несообразно! Нет, извините, это сообразно с тем, что есть. Если вы это выкинете, у вас получится фантазия».

Ленин напомнил о признании независимости Финляндии, на которое пошёл СНК. Ехидно заметил: «Бушменов в России не имеется, насчёт готтентотов – я тоже не слыхал, чтобы они претендовали на автономную республику, но ведь у нас есть башкиры, киргизы, целый ряд других народов, и по отношению к ним мы не можем отказать в признании. Мы не можем отказывать в этом ни одному из народов, живущих в пределах бывшей Российской Империи». А далее повторил то, на чём в последнее время настаивал Сталин:

«То, что мы пишем в программе, есть признание того, что случилось на деле после эпохи, когда мы писали о самоопределении наций вообще. Тогда не было ещё пролетарских республик. Когда они явились, и только в той мере, в какой они явились, мы смогли написать то, что мы тут /в проекте программы – Ю.Ж./ написали – «Федеративное объединение государств, организованных по советскому типу».

Не довольствуясь сказанным, Ленин привёл главный довод. Обратился к ситуации в той стране, где и ожидали революцию:

«Откинуть самоопределение наций и поставить самоопределение трудящихся совершенно неправильно, потому что такая постановка не считается с тем, с какими трудностями, каким извилистым путём идёт дифференциация внутри наций…

Пока буржуазия или мелкая буржуазия или хотя бы часть немецких рабочих находится под действием этого пугала: «Большевики хотят насильственно установить свой строй», до тех пор формула «самоопределение трудящихся» не облегчает положения. Мы должны поставить дело так, чтобы немецкие социал-предатели не могли говорить, что большевики навязывают свою универсальную систему, которую будто бы можно на красноармейских штыках внести в Берлин. А с точки зрения отрицания принципа самоопределения наций– так и может выйти…

Раз нации стоят на разных ступенях пути от средневековья к буржуазной демократии и от буржуазной демократии к пролетарской, то это положение нашей программы абсолютно верно… Каждая нация должна получить право на самоопределение, и это способствует самоопределению трудящихся».14

Сталин, хотя споры шли вокруг того, что он говорил или не говорил, почему-то промолчал. Вместо него в дискуссию вступил Г.И. Ломов (Оппоков), профессиональный дипломированный правовед, первый нарком юстиции в составе СНК, теперь занимавший пост заместителя председателя ВСНХ. Чисто прагматически, со своей узковедомственной точки зрения, заметил:

«Я считаю необходимым определённо подчеркнуть в экономической части программы необходимость проведения в жизнь единого хозяйственного плана в тех советских республиках, которые объединены с нами по федеративному принципу. Стремясь к максимальной централизации всего управления хозяйственной жизнью, необходимо слить воедино те материальные фонды, которыми располагают эти республики, с тем, чтобы управление сосредотачивалось в едином экономическом центре, в который входили бы представители всех этих республик».15

Совершенно иначе повёл себя следующий оратор, Д.Б. Рязанов. Вечный оппонент большевиков, уже выходивший из партии из-за несогласия по вопросу о Брестском мире. Вот и на этот раз он обрушился на первого докладчика, своего старого противника в вопросах теории. «Та формулировка, – сказал Рязанов, – которую он повторяет за тов. Сталиным, – самоопределение трудящихся классов, как объективный критерий также несостоятельна, как и формула права наций на самоопределение.»

В подтверждении своих слов только намекнул, не вдаваясь в подробности, на происходящее в Чехословакии, а затем признался в необычном для себя: «Я позволю себе с нашим старым оппортунистом тов. Лениным согласиться. Нельзя безнаказанно кричать об отмене лозунга права наций на самоопределение при Советской власти именно теперь, когда спасение этой Советской власти заключается как раз в том, чтобы натравить как можно больше всяких угнетённых наций на империалистических волков». Однако вслед за тем бросил в зал парадокс – «Наша партия совершенно не подготовлена к тому, чтобы разобраться в вопросе о праве наций на самоопределение, как предлагает тов. Бухарин».16

Третий взгляд на проблему выразил Г.Л. Пятаков, давно уже занимавший собственную, крайне радикальную позицию.

«По сравнению с Апрельской конференцией нашей партии 1917 года, – бросил в зал он свой вызов, – наша партия сделала большой шаг вперёд. От бессодержательного голого лозунга «самоопределения наций» мы с божьей помощью отказались, проделав довольно большой и мучительный опыт. Проделав этот опыт на окраинах бывшей царской России, теперь окружающих Российскую Советскую Республику рядом советских республик. Надо сказать, прежде всего, что этот лозунг – «право наций на самоопределение», который нашей партией проводится спокон века, показал себя на практике во время социалистической революции как лозунг, объединяющий все контрреволюционные силы».

«Так было в Финляндии, – продолжил Пятаков, – …так было на Украине… Противники самоопределения весьма понятно объясняли на Апрельской конференции, что так должно было быть, и так в действительности было… Действительность показывает нам с совершенной очевидностью, что не может действительно революционное восстание трудящихся масс происходить изолированно и «самоопределяться» так, как заблагорассудится «национальному пролетариату» в каждой отдельной стране…