Когда я проснулся, было еще темно, а Хилари уже ушла.

В лагерь я вернулся, когда уже день был в разгаре. Нево мельком глянул в мою сторону в щелястую маску. Очевидно, он, в отличие от Хилари, не был удивлен моим решением.

Итак, его машина времени была завершена. Это была коробка пяти футовая общей площадью, в которой с трудом могли разместиться двое. В некоторых деталях узнавались части мессершмитта — в первую очередь по окраске. На меня смотрел тот же орел, кусок черной свастики высовывался сбоку и главное — помятый пропеллер был водружен впереди, видимо, это была какая-то дизайнерская идея. Внутри была скамья и небольшая контрольная панель и главное — синий рычаг. Едва ли не единственная уцелевшая деталь от нашего прежнего времямобиля.

— Вот тут одежда для тебя, — без предисловий заговорил Нево. — Ботинки, гимнастерка и брюки.

Он стопкой сложил все это передо мной.

— Спасибо, — растерянно произнеся — на мне оставались только грубо скроенные трусы из звериной кожи.

Поблагодарив его, я быстро оделся. Размер меня не страшил — в палеоцене от жары и подвижного образа жизни я быстро похудел и мышцы мои налились силой.

— И куда ты собрался? — спросил морлок.

А я, застегнув пуговицы, уверенно отвечал.

— Как куда. Домой, в 1891-й.

Он нахмурился.

— Такого года уже нет.

— Как это?

— Он затерян во Множественности миров. Туда нет обратного хода.

Я вздохнул, понятливо кивнув, и стал забираться в аппарат.

— Давай тогда вперед, а там посмотрим.

Последний раз я бросил взгляд на море палеоцена. Подумал о Стаббинсе, ручной диатриме, и о том, как красиво море на заре. Я понимал, что здесь был так близок к счастью, как нигде ни разу в своей жизни. Но Хилари была права: этого недостаточно для счастья.

Во мне все еще жило горячее желание попасть домой. Это было как зов над рекой времен, как инстинкт, который заставляет лосося перепрыгивать пороги против течения, чтобы вернуться к месту икрометания — туда, где он родился. Но я знал, как сказал Нево, что мой Но Нево был прав — мой уютный Ричмонд Хилл 1891 года утрачен. Он затерян в бесконечном множестве вероятностных миров.

Что ж, решил я. Проследую дорогой перемен до самого конца и там, как знать, куда меня выведет она!

Нево вопросительно посмотрел на меня.

— Готов?

— Давно, — соврал я.

И морлок залез в коробку, протискиваясь рядом. Без дальнейших слов он потянулся к панели и выжал на себя синий рычаг.

Я успел заметить обнаженные фигуры двух людей — женщины и мужчины, идущих по песку — и еще тень, возможно, от какого-то ящера, легла на машину времени — и нас понесло в бесцветный тоннель.

Яркое солнце палеоцена запрыгало над морем, обозначая вращение Земли, замелькала Луна, сменяя фазы и вырастая из объедка в круглый сыр. Вскоре Солнце слилось в серебряную полоску, нырявшую между равноденствиями, и день с ночью растворились в серо-голубой дымке, о которой я уже говорил.

Диптерокарпусы, плотной стеной вставшие напротив моря, задрожали зыбкой пеленой, знаменующей время от рождения до исчезновения, оттесняемые буйным ростом свежей молодой поросли, но все остальное вокруг — лес, море, превратившееся в синий туман между штормами и штилями, и я вспомнил о всех, остающихся здесь (уже «там») в палеоцене.

И тогда — без всякого предупреждения — лес вдруг облысел и сравнялся с землей. Словно сдернули зеленый покров с суши, будто скатерть со стола — и тут же стали вырастать и исчезать все новые и новые постройки — Новый Лондон ширился и рос, вытесняя природу, протянулись мосты и дороги, высунулись в море набережные и верфи, суда заплясали у порта, и скоро все стало трудно различимо — как будто перелистываемый альбом карандашных набросков. В воздух постепенно влился лондонский смог конца девятнадцатого века, испускавший смутное сияние огней, и заметно потеплело.

Поразительно: сквозь пролетающие века, независимо от судеб отдельных зданий, основные очертания города оставались перед ними — все те же просеки стали проспектами, берега уходили в порт и набережные. Вот уже ребро центральной реки — предшественницы Темзы наметилось вместе с трассами главных дорог, остающихся в своих границах и направлениях — удивительный пример геоморфологии, как форма ландшафта управляет человеческой географией.

— Они выжили, — заявил я Нево. — Наши колонисты стали расой Новых Людей, разумных, правящих миром. И меняют свой мир.

— Да, — кивнул Нево, поправляя маску на лице. — Но помни, что мы летим со скоростью несколько столетий в секунду, и сейчас мы в самом сердце города, уже существующего несколько тысяч лет. Сомневаюсь, что хоть что-то осталось от того, Первого Лондона, основание которого мы только что отмечали.

Я озирался по сторонам с возрастающим любопытством. Кучка колонистов теперь удалилась на расстояние древней шумерской цивилизации, какой она бы казалась, скажем, из 1891 года. Хранила ли эта широкая и занятая цивилизация хоть какие-нибудь хрупкие воспоминания о людях из той древней эры?

Меня не на шутку обеспокоили изменения в небесах: странное зеленоватое помаргивание света. Вскоре стало понятно, что это Луна, все еще пляшущая над Землей мелькающая, расплываясь — но покрытая зелеными и синими пятнами жизни.

Невероятно — населенная, обитаемая Луна! Очевидно, это новое человечество использовало космические аппараты, колонизуя спутник. Может быть, там уже возникла раса лунного человечества — вроде тех длинноногих морлоков, приспособленных к низкой гравитации, которые повстречались мне в 657 208-м! Жаль, что у меня не оказалось под рукой телескопа, ни замечательных очков морлока, чтобы рассмотреть подробности. И как же протекает жизнь на планете, оторваться от которой можно одним решительным толчком ноги, взлетая над пыльными каменистыми долинами и кратерами? Какие же растения-великаны могли произрастать там, не ограничиваясь в росте колоссальным притяжением Земли?

Но мне этого все равно не увидеть, Я заставил себя оторваться от праздных мыслей о Луне и переключился на земные.

Что-то зашевелилось в небе на Западе, у горизонта. Черкануло огнями по небу и замерло на тысячелетия, чтобы потом растаять. Скоро собралась целая цепочка таких искр, образуя нечто вроде моста, простершегося в небе от горизонта к горизонту. На самом верху я насчитал несколько десятков огней в этом поднебесном городе.

Я обратил внимание Нево на эту странность.

— Это что — звезды?

— Нет, — спокойно ответил он. — Земля по-прежнему вращается и звезды сейчас увидеть почти невозможно. А эти огни висят статично над головой…

— Так что же это? — озадачился я. — Искусственные спутники Земли?