– Доброе утро, – поздоровалась Элька, не скрывая неудовольствия от столь неласкового приема.

– Утро как утро, – буркнул Мамонтов в ответ на приветствие.

Он опять восседал на прежнем месте, как будто не покидал его минувшей ночью. Словно не водил Эльку посмотреть на несчастного Романа, который умирал-умирал, а умереть никак не мог, вынужденный сначала претерпеть все отмеренные ему адские муки.

Неподвижный, массивный, грузный, Мамонтов смахивал на жестокого языческого божка, требующего все новых и новых жертвоприношений.

Только теперь Элька по-настоящему поняла, насколько опасна затеянная ею авантюра. Но обратного пути не было, поэтому пришлось сделать еще несколько шагов вперед и замереть на подходе к столу, вытянув руки чуть ли не по швам.

– Натрахалась? – мрачно осведомился Мамонтов, изучая ее тяжелым взглядом.

Прежде чем мозг успел подсказать Эльке какой-нибудь нейтральный, ни к чему не обязывающий ответ, ее дерзкий язык выдал нечто невообразимое:

– Когда бы это я успела? Так, охотку чуток сбила и все…

– Ох и сука! – чуть ли не восторженно громыхнул Мамонтов. – Блядина редкостная! Точно как моя покойная женушка!

На этот раз Элька все же успела попридержать предательский язык, на котором завертелось сразу несколько лишних вопросов.

Не сводя с нее налитых кровью глаз, Мамонтов тяжело поднялся с кресла, обогнул стол и приблизился настолько, что можно было отчетливо расслышать не только его затрудненное дыхание, но и бурчание в огромном животе. Возможно, какой-нибудь продвинутый экстрасенс и обнаружил бы вокруг этой туши ауру, но Элька сумела распознать лишь запах табачного и алкогольного перегара, окутывающего Мамонтова невидимым облаком.

– Что, узнала, где этот мифический кейс спрятан? – спросил он.

– Узнала, – подтвердила она. – Кейс действительно существует. Петр называет его чемоданчиком, но суть дела от этого не меняется… В нем три миллиона пятьдесят пять тысяч долларов.

Мамонтов подступил к ней так близко и так порывисто, что она едва не отшатнулась.

– Где? – спросил он, мелодично присвистывая вздымающейся грудью. – Где эти бабки? С-с?.. – требовательно сипели легкие. – С-с? Хр-р?

– На железнодорожном вокзале, – сказала Элька. – В автоматической камере хранения багажа.

– Номер! Код!

– Не знаю. – Это было невыносимо трудно, но Элька не отвела свои глаза от мамонтовских и даже моргала не чаще, чем обычно.

– Ась? – Он шутовским жестом приложил ладонь к уху и приблизил его к Элькиным губам.

– Не знаю, – упрямо повторила Элька и немножечко подсластила пилюлю: – Пока.

Уточнение не произвело на Мамонтова никакого впечатления.

– Я же тебя предупреждал, помнишь? – прохрипел он и подался вперед так резко, словно намеревался откусить Эльке нос. – Сейчас я отправлю тебя под трактор, – продолжал он под усиливающийся бронхиальный аккомпанемент. – Под самый настоящий, с железными гусеницами! Сам сяду за рычаги, лично! А потом вернусь сюда и вытяну из твоего женишка то, что обещала разузнать ты!

Вся похолодев, Элька отважно возразила:

– Ничего вы из Петра не вытянете. Он и сам не помнит ни номера ячейки, ни кода. Цифры не его стихия… Но!.. – поспешно воскликнула она, сообразив, что в следующую секунду уже может быть поздно. – Но вы же не дослушали самого главного!

– Да? – Мамонтов остановил лапищи, которыми собирался вцепиться в Элькино горло, где-то на полпути и потребовал: – Так не тяни кота за яйца! Говори!

И Элька заговорила:

– Этот кретин записал нужные цифры в телефонной кабине. Меленько, чтобы не бросалось в глаза. – Сделав паузу, Элька успела изобрести одну маленькую, но весьма достоверную деталь: – Представляете, он нарисовал «П + Э =…», а дальше номер и код. Телефонов на вокзале от силы десяток. Ничего не стоит найти нужный.

– Кон-спи-ра-тор хре-нов! – с трудом выдавил из себя Мамонтов по слогам, но в следующую секунду засопел с явным облегчением и добродушно распорядился: – Ладно, снимай штаны, Мата Хари. Уж ублажу тебя за работу. А то будешь потом жаловаться, что ушла из моего дома недотраханная.

При этом его глаза принялись рыскать по сторонам так старательно, что стало совершенно ясно: никуда и никогда Элька из этого дома самостоятельно не денется. Ее подвела собственная изобретательность. Зачем посланцам Мамонтова нужна проводница, если и без нее известно, что в телефонных кабинах вокзала следует искать инициалы П и Э?

Но она не желала признавать такого глупого поражения, продолжала лихорадочно искать выход.

Обдумывая ситуацию, она, чтобы выиграть побольше времени, для начала медленно расстегнула на джинсах верхнюю пуговицу, затем принялась по одной размыкать кнопки: клац… клац… клац… Не успел Мамонтов опомниться, как вся эта процедура была проделана в обратном порядке, но уже в убыстренном темпе.

– С любовью успеется, – заявила Элька решительно. – Ею, как говорится, сыт не будешь…

– Это как сказать! – Мамонтовская туша колыхнулась от утробного смеха: – Ха! Ха!.. Кха!

По звучанию это напоминало точные, короткие удары, которыми загоняют последние гвозди в гроб. Кое-как справившись с приступами кашля и веселья, начавшимися практически одновременно, Мамонтов подступил к Эльке вплотную и занялся ею собственноручно.

– Вы вознаграждение обещали, – строго напомнила она, наблюдая искоса за толстыми пальцами собеседника, которые безуспешно пытались справиться с пуговицей плотно облегающих ее джинсов.

Казалось, эта возня будет продолжаться до тех пор, пока латунная пуговица не сотрется в мусолящей ее лапище.

– Эй! – крикнула Элька в отчаянии. – Вы слышите меня или нет?

– Угум! – нетерпеливо подтвердил Мамонтов и тут же потребовал: – Расстегни эти дурацкие штаны сама! Легче сейф взломать, честное слово! Ф-ф!

– Я хочу пятьдесят пять тысяч, – гнула свою линию Элька, не спеша уступать напору. – А вам вся остальная сумма, кругленькая.

– Да, да! – перебил ее, не дослушав, изнывающий от нетерпения кавалер. – Договорились… А теперь раздевайся, золотце. Скрепим наш союз… Ну? Живенько, живенько!

Рывок, последовавший за этой скороговоркой, едва не вытряхнул Эльку сразу из всех одежек, которые на ней имелись. Можно было посопротивляться еще немного, однако толку от этого было не больше, чем от единоборства с возбужденным самцом гориллы.

Незаметно воротя лицо от участившегося дыхания Мамонтова, заставившего ее вспомнить, как в раннем детстве она чуть не провалилась в выгребную яму, Элька снова взялась за нехитрые застежки джинсов. Обычно с таким выражением лица готовятся не к сексу, а к справлению нужды.

Извиваясь, как змея, сбрасывающая кожу, она высвободила бедра из джинсового плена и замерла перед Мамонтовым. Оставшиеся на ногах ботинки ни за что не пролезли бы сквозь узкие штанины, поэтому Элька считала свой жест доброй воли чисто символическим – просто очередной уловкой, позволяющей взять короткий тайм-аут.