не конъюнктив, а индикатив исторического времени (очень редко с an). Союзами в предложениях цели в данном случае являются hina, hōs, реже – hopōs (в прозе почти исключительно hina, и только в отдельных случаях другие союзы).

Xen. Anab. VII 6, 23: «Нужно было бы тогда взять залог, чтобы он, даже если и захотел бы, не смог бы (indic. imperf.) обмануть».

Plat. Prot. 335: «Тебе нужно было бы согласиться с нами… чтобы возникло (indic. imperf.) общение»;

Arist. Vesp. 961: «Я хотел бы даже, чтобы он был грамотным в тех целях, чтобы он не писал (indic. aor.) злонамеренных речей».

Таким образом, хотя в предложениях цели действительно чаще всего стоит конъюнктив, а после исторического времени управляющего глагола косвенный оптатив, ни в коем случае нельзя превращать это школьное правило в неподвижную метафизическую абстракцию и нельзя думать, что тут невозможны никакие другие модусы. Собственно говоря, о модусах в предложениях цели, как, впрочем, и о модусах во всех других предложениях, по-гречески невозможно выставлять те или иные априорные правила, которые бы имели всегда одно и то же категорическое значение. Все дело заключается в том, что сама целенаправленность, о которой идет речь в предложениях цели, может пониматься и выражаться с бесконечно разнообразной степенью интенсивности, начиная от категорической волевой устремленности и кончая вялым и бессильным представлением о возможном или даже невозможном достижении цели. Поэтому конъюнктив и заменяющий его после исторического времени управляющего глагола косвенный оптатив – это только пункт всей теории финальных предложений и только наиболее ярко и грубо бросающееся в глаза представление цели.

Стоит сделать только один шаг к ограничению этой целевой интенсивности и мыслить ее не в чистом виде, но как предполагающую для себя какое-нибудь условие, – и вместо простого конъюнктива мы уже получаем конъюнктив с модальной частицей. И напрасно думают, что конъюнктив с an тут является огромной редкостью, которую вполне можно было бы игнорировать. У Гомера, например, простой конъюнктив в предложениях цели встречается всего только в два раза чаще, чем конъюнктив с частицей an. Но можно пойти и дальше в ослаблении целенаправленной интенсивности. Можно цель довести до простого представления о цели и свести ее на некое простое допущение или произвольное предположение. Тогда в предложениях цели сколько угодно ставьте оптатив; и это будет не тот косвенный оптатив, который, как мы сказали, заменяет собою конъюнктив после исторического времени управляющего глагола, и не тот оптатив, который возможен здесь в силу модальной абстракции, а самый настоящий гипотетический оптатив, совершенно независимый от времени управляющего глагола и, может быть, только содержащий в себе оттенок желания. Конечно, такой оптатив в предложениях цели весьма редок, поскольку в жизни редко попадаются случаи, чтобы активная цель изображалась в виде слабосильного пожелания. Ведь если вы хотите выразить слабосильное пожелание чего-нибудь, тогда не нужно употреблять предложение, выражающее активное достижение цели. Поэтому не удивительно, что такой оптатив в предложениях цели часто вызывал сомнение и у древних переписчиков и у редакторов нового времени, печатавших древние рукописи. Твердо и определенно такой оптатив мы встречаем главным образом у Аристофана.

Но повторяем, целевую интенсивность можно уменьшать сколько угодно. Можно оптативное произвольное допущение в свою очередь поставить в зависимость от того или иного условия, – тогда в предложениях цели ставьте оптатив с an. Можно из понятия цели вообще отбросить все то, что существенно для понятия цели, т.е. целенаправленность и самый процесс достижения цели. Тогда цель превратится просто в некоторое будущее событие; и вы совершенно не ошибетесь, если в соответствии с этим поставите в предложении цели самый обыкновенный индикатив будущего времени. Конечно, нечего и говорить, что такое явление довольно редко по вполне понятной причине. Но, например, Гомер очень любит предложения цели с индикативом (правда, не в гимнах). У трагиков насчитали таких случаев – 9, у Аристофана – 12, у Геродота – 1, у Фукидида – 1, у Ксенофонта – 6, у Платона – 3. Очень редко у ораторов.

Наконец, достижение цели можно превратить в прямую его противоположность, и можно говорить об ирреальной цели, или об ирреальном достижении цели. Тогда в предложении цели необходимо ставить индикатив прошедшего времени. Так, после выражения неисполненного желания в прошлом, цель этого желания, которая тоже остается недостигнутой, как раз выражается при помощи индикатива прошедшего времени. То же бывает и вообще после всякой ирреальности в главном предложении.

Таким образом, в предложениях цели возможны решительно все модусы, какие только существуют; и все зависит только от общей семантики данного сложного предложения, т.е. от степени целенаправленности в управляющем глаголе.

6. Итог и общие выводы из четвертого закона

Если бросить общий взгляд на эту группу определяемых придаточных предложений, т.е. на предложения субстантивные и финальные, то мы можем прийти к некоторым выводам, которые облегчают нам понимание этих запутаннейших глав греческого синтаксиса.

Во-первых, эти определяемые предложения, как и вообще всякие придаточные предложения в греческом языке, допускают почти все существующие в греческом языке модусы.

Во-вторых, так же как и в определяющих предложениях, все возможные здесь модусы употребляются неодинаково часто, но употребительность или частота употребления того или иного модуса зависит здесь не от типа данного придаточного предложения, а от семантики соответствующего главного предложения.

В-третьих, разную употребительность модусов в этих предложениях схематически можно изобразить так:

1) подавляющее количество статических модусов и очень редкий динамический модус – общесубстантивные предложения (т.е. все дополнительные, кроме предложений стремления и опасения);

2) подавляющее количество статических модусов и довольно большое количество динамических – предложения стремления;

3) подавляющее количество динамических модусов и довольно большое количество статических – предложения цели;

4) подавляющее количество динамических модусов и очень редкие статические модусы – предложения опасения.

В-четвертых, разная употребительность тех и других модусов в этих предложениях зависит исключительно от семантики главного предложения. Общесубстантивные предложения связаны с такими главными предложениями, которые отличаются описательным, констатирующим, регистрирующим характером, почему они почти и не требуют наступления нового действия, т.е. введения конъюнктива. Предложения опасения, наоборот, отличаются своей устремленностью к предметам страха, почему и требуют фиксации наступления соответствующих устрашающих действий, т.е. преимущественно введения конъюнктива. Что же касается предложений стремления и предложений цели, то, как это легко сообразить, статические и динамические модусы смешиваются здесь гораздо смелее. Причем в первых преобладает статика (потому что аттики понимали стремление более уравновешенно и интеллектуалистично), во вторых же преобладает динамика (потому что всякое достижение цели требует специальных усилий).

В-пятых, собственно говоря, не существует никаких априорных правил