Лем переглянулась с Устином – парень уже встал с другой стороны от двери. Оба помотали головами.

– Отвлеките, скольких сможете, – ответил Севан. – Отбой.

«Восемь… Вероятно, их больше. Колин мог учуять не всех. Интересно, это Белые совы или люди Германа?» – гитец повел больной рукой, проверив, надежно ли пальцы держат револьвер. Не хватало выронить оружие, чтобы Мария уверилась: он действительно инвалид.

Если это Белые совы, отряду несдобровать. Если люди Германа, надежда есть.

Севан проштудировал местную прессу за последние три месяца и держал в памяти всех мало-мальски значимых личностей. Он опознал Германа по составленному Устином словесному портрету. Венетриец крутился в низах, подмяв под себя реакционно настроенных рабочих.

– Мария, – сказал Севан, – начинаем.

Лем прокралась в прихожую и нащупала газовый рожок возле двери. Остыл. Значит, освещение погасили не меньше получаса назад или заговорщики пользовались переносными лампами. Вторая догадка подтвердилась: у кухни промелькнул голубоватый отблеск.

Лем продолжила осмотр. Она хорошо видела в темноте.

Через три шага на противоположной стене коридора находились двойная дверь в гостиную, ванная и туалет. Со стороны Лем – еще три комнаты и лестница на второй этаж, под которой чернел чулан.

Что располагалось наверху, капитан не знала: гости общались в зале.

Устин нервно стер с лица остатки воды, шмыгнул носом и выжидающе взглянул на капитана. Лем двумя пальцами указала ему на гостиную и скользнула к первой из трех комнат рядом с собой.

Севан просочился в коридор последним, затворил дверь и укрылся за трельяжем.

Помещение погрузилось во мрак. Шум ливня притих. Стало отчетливо слышно, как часы в зале повторяли: «Тик-так… Тик-так… Тик-так…»

Вдруг на кухне что-то загрохотало. Судя по звону, рухнула стойка с посудой. Сразу же затрещал под тяжелыми сапогами паркет, и особняк наполнился топотом. Пару раз хлопнули двери. Загремели выстрелы.

Севан упал на пол. Устин рванул в гостиную. Лем заскочила в комнату, прижавшись к стене.

Очередь прошла там, где они были мгновение назад.

Свинец разодрал обои, осыпав мебель штукатурной пылью; входная дверь превратилась в труху.

Спасаясь от пуль, щепок и осколков зеркала, Севан заполз под трельяж.

– Быстрее! – гаркнул незнакомый голос.

«Слепая Гадалка, только не сюда!» – капитан прислушивалась к топоту, боясь дышать.

По коридору прошла новая очередь, но богиня вняла молитве. Заговорщики ворвались в комнату, ближайшую к лестнице, а не в ту, где укрылась Лем. Раздался треск разбиваемого окна. Следом – несколько грубых окриков, раскат грома, плеск ливня и затихающий стук подошв.

«Почему они бегут?»

Ответ не заставил Лем ждать. Особняк виконта сотрясся до основания.

Капитана оглушило взрывом.

Картины попадали, мебель полетела на пол. С потолка посыпалась лепнина, стекла выбило из рам. Плашки паркета вздыбились иглами. Перекрытия застонали; стены покосились и пошли волнами.

Дом ухнул и осел – удар повредил фундамент.

Лем медленно опустилась на колени. Закрыв ладонями уши, она мотала головой, широко раскрывая рот и стараясь избавиться от отпечатавшегося на барабанных перепонках звона.

– Г… Греза!.. – хрипло позвала капитан.

– Я цел!.. – откликнулся тот, выползая из гостиной.

Там треснула потолочная балка; один конец впечатался в пол, но парня не задело.

– Этого б достать!..

– Никис… Колин… – простонал в рацию придавленный трельяжем Севан.

Лем опять мотнула головой. После взорвавшего уши хлопка тишина казалась оглушающей.

Из кухни клубами накатывала пыль. Ничего не горело. Заговорщики не просто перекрыли газ, а предусмотрительно стравили, чтобы взрывом не уничтожило их самих и половину квартала.

Капитан подползла к Севану и попробовала забрать рацию. Он протестующе сжал пальцы.

– Колин… – гитец дернулся, пытаясь освободиться из-под обломков.

– Еще достанем, – успокоила Лем, с помощью Устина приподнимая трельяж.

Они привалили его к входной двери. Снаружи горели прожекторы, выставляя покосившийся дом на всеобщее обозрение и не давая рассмотреть тех, кто их включил. Яркий свет сек глаза.

– Засранцы!.. – отпрянул Устин.

– Мария, найди остальных, – Севан сел, нащупал выпавшее оружие, вернул в кобуру и с трудом поднялся, хватаясь за стену. Рация в его руке молчала, точно сломанная.

Лем кивнула и двинулась в конец коридора, на ощупь огибая обломки. В черепе гудел осиный рой, в глазах темнело. Качало, как после бутылки паленого бренди. Выпятившиеся кости паркета царапали подошвы, а пол прогибался. Капитан не понимала: на самом ли деле или так казалось из-за головокружения. Она споткнулась; Устин поднырнул ей под руку, помогая идти.

Возле кухни пыль висела плотной завесой. Лем закрыла нос и рот рукавом плаща, пожалев, что нет респиратора. Она прочистила горло, сплюнула, остановившись, и Устин повел ее дальше.

Взрыв снес дверь кладовой, вырвав косяк. Капитан схватилась за обнажившуюся кладку, позвала:

– Есть живые?

– Капитан Декс… – откуда-то снизу раздался тихий голос чтеца, – люди Германа… нас ждали…

Колин сидел на полу у люка в подвал. Он выглядел скорее напуганным, чем раненым. По-детски широко распахнутые глаза с облегчением смотрели на Лем. Лицо покрывали царапины, в волосах запутались щепки, мундир лишился половины пуговиц и дубовых листьев с воротника.

Чтец посмотрел на валявшиеся рядом обломки рации и снова поднял голову:

– Меня запутывали… – его речь постепенно становилась связной. – Восемь… Трое внизу, пятеро наверху… Нижним приказали завалить тоннель, когда мы придем… Склад вывезли… Это западня…

– Где агенты? – мрачно спросила Лем.

– Там… – Колин указал подбородком ей за спину. – Были у задней двери.

Из пылевой завесы вывалились Фаддей Никис, Трифон Иклид и Яннис Ропулус. Никис прихрамывал и матерился, заворачивая такие конструкции, какие Лем в жизни не слышала. Иклид с Ропулусом поддерживали друг друга. Крепыш тяжело дышал и усердно тер бок, подбадриваясь гитскими поговорками. Левую руку блондина заливала кровь, половина лица превратилась в сплошную багровую ссадину. Он шел с трудом, но голубые глаза горели яростью.

– Мария, где «Аве Асандаро»? – Севан доковылял до кухни. – Нам не выбраться без корабля. Особняк окружили.

Лем потянулась к обычно висевшей на цепочке под одеждой «луковице». Ее не было. Мужские часы не подходили к костюмам, в которых доктор Мария Гейц щеголяла на Венетре. Она оставляла их в гостиничном номере.