— Вы знаете, что аль-Ауф пират, что товары, которые вы у него покупаете, украдены с христианских кораблей, что ради этих товаров многие невинные моряки были убиты корсаром, а те, кто выжил, проданы в рабство?

— Я знаю только, что господин послал меня покупать товар у Джангири — здесь невысокие цены и выгодные условия. А как Джангири их добыл, не касается ни меня, ни моего господина.

— Теперь это тебя коснется, — хрипло сказал Хэл. — Покупая у корсара награбленные товары, ты тоже становишься повинен в пиратстве. — Он повернулся к Аболи. — Тщательно обыщите корабль.

Три дау, захваченные ранее, тоже прибыли к аль-Ауфу за товарами, как и капитан этого корабля. Похоже, сведения о выгодных сделках, которые можно заключить на Двери аль-Шайтана, дошли от Персидского залива до Коромандельского побережья.

Те три корабля везли деньги и пряности — плату пирата за товары.

— Посмотрим, не внесет ли этот мошенник свою лепту в осаду острова.

Хэл расхаживал по палубе, а его люди обыскивали корабль.

Через полчаса нашли тайник с капитанским золотом. Капитан рвал бороду и одежду, когда на палубу дау вынесли четыре сундука. Сундуки были очень тяжелые.

— Смилуйся, эфенди! — взвыл капитан. — Это не мое. Это принадлежит моему господину.

Он упал на колени.

— Если ты заберешь это, ты приговоришь меня к смерти.

— Ты ее вполне заслужил, — сухо ответил Хэл и снова повернулся к Аболи.

— Есть что-нибудь ценное в трюмах?

— Трюмы пусты, Гандвейн.

— Хорошо, переправьте добычу на «Серафим». — Он посмотрел на плачущего капитана. — Эти сундуки — плата за свободу, твою и твоего судна. Предупреди хозяина, что я возьму с него гораздо больше, если он и впредь будет торговать с пиратами. А теперь ступай с богом и благодари его за спасение.

С палубы «Серафима» Хэл наблюдал, как дау уходит к африканскому побережью.

Потом он спустился в свою каюту, где у переборки стояли принесенные Аболи сундуки.

— Открой их, — приказал Хэл, и Аболи ломом сбил замки.

Там лежали небольшие холщовые мешки. Хэл распорол один мешочек кинжалом, и на стол хлынул сверкающий поток золотых монет. Хэл сразу увидел, что это мухуры, на каждом герб империи Моголов: три горы и слон. Но попадались и другие монеты: покрытые арабской вязью золотые динары исламских султанов, несколько древних тетрадрахм персидских сатрапов; эти монеты из-за своей редкости стоили дороже драгоценного металла.

— Потребуется десять человек, чтобы пересчитать все это, — сказал Хэл. — Лучше взвесим. Пусть мистер Уэлш принесет корабельные весы. Дайте ему двух человек в помощь.

Уэлш работал весь остаток дня и часть ночи, прежде чем явился к Хэлу с докладом.

— Трудно получить точный вес на плывущем корабле, — сказал он чопорно, — чашки весов не останавливаются.

— Я не поставлю вам в вину ошибку в одну-две унции в ту или другую сторону, — заверил его Хэл. — Назовите мне честный результат, и я удовлетворюсь этим до тех пор, пока мы не произведем точное взвешивание в английском казначействе.

— Вес шестьсот пять фунтов точно… вернее, неточно.

Уэлш усмехнулся собственной шутке, а Хэл изумленно воззрился на него. Такого он не ожидал. Да ведь это примерно лакх рупий! Огромное состояние в любой монете. Добавьте к этому золото и серебро, взятые на трех других дау, и общая сумма превысит стоимость двух захваченных кораблей.

— Лакх рупий, — вслух размышлял Хэл, глядя на четыре сундука со сломанными печатями, стоящие у переборки. Что-то связанное с этой суммой всплыло в его памяти. — Лакх рупий! Вазари сказал, что именно столько просил аль-Ауф за рыжую голову ребенка из пророчества. Это цена Дориана.

Чем больше он думал, тем это казалось вероятнее.

Золото — цена Дориана. Удовольствие от этой мысли намного превосходило радость обладания таким несметным богатством. Если аль-Малик посылал аль-Ауфу золото, чтобы купить Дориана, это доказывало, что его сын все еще на осажденном острове.

— Спасибо, мистер Уэлш. Вы потрудились на славу.

— Никогда не думал, что такое количество золота способно вызвать отвращение.

Уэлш подумал, что придется пересчитывать эти монеты еще раз, а Хэл поднялся на палубу и возобновил свою бесконечную вахту.

— Прошу тебя, Боже, пусть Андерсон быстрее приходит, — прошептал он, глядя через сверкающую голубую воду на изумрудно-зеленый остров в кольце белых коралловых песков. — Или по крайней мере дай мне силы сдерживаться.

Прошла еще неделя. Потом в одно сияющее утро, когда море, спокойное и маслянистое, лежало под ярким солнцем, вздымаясь и опадая в медленном ритме, словно в этой жаре занималось само с собой любовью, с мачты послышался радостный крик Тома:

— Впереди парус!

Не в силах от нетерпения ждать доклада марсового, Хэл поднялся по снастям и втиснулся в бочку рядом с Томом.

— Вон там! — показал Том на юг. Много минут Хэл думал, что сын ошибся, потому что горизонт оставался пустым, но потом засек на горизонте призрачное пятнышко, которое тотчас исчезло. Он направил туда подзорную трубу и неожиданно увидел его снова. Это был крошечный белоснежный парус.

— Ты прав! — радостно вскликнул он. — Корабль с прямым парусом.

— Два! — поправил его Том.

Два корабля. Это могут быть только «Йомен» и «Минотавр».

— Пойдем им навстречу и поздороваемся.

Приближающиеся корабли быстро превратились в «Йомен» и «Минотавр». Хэл внимательно разглядывал их в подзорную трубу и с трудом узнавал «Минотавр». За то короткое время, что у него было на ремонт и переоснастку, Большой Дэниел сотворил чудо. Корабль под слоем свежей краски был великолепен, и даже вблизи на корпусе и в снастях нельзя было усмотреть ни следа ущерба, причиненного пушечными ядрами. Старый «Йомен», напротив, выглядел усталым и красноречиво демонстрировал признаки долгого плавания.

Хэл обменялся с кораблями приветственными сигналами, и, когда все оказались рядом, корабли легли в дрейф и с «Йомена» спустили шлюпку. Ярко-красное лицо Эдварда Андерсона горело на ее корме, как портовой маяк. На борт «Серафима» он поднялся с проворством, поразительным в таком рослом человеке. Андерсон пожал протянутую руку Хэла.

— От вашего мистера Фишера я слышал, что у вас в мое отсутствие было тут много работы, сэр Генри, и что вы взяли большой приз.

Его тон и выражение лица выдавали досаду: только капитаны, находившиеся рядом с призом во время его захвата, имели право на долю прибыли.

— У меня есть для вашего корабля срочная работа, сэр, сулящая еще больший приз, — заверил его Хэл. Он подумал, что было бы слишком жестоко сейчас упоминать о добыче, взятой на арабских дау.