Но слишком велико расстояние. Солдат бежал, а Дирк зачем-то считал его шаги, и если бы его сердце билось, на каждом шаге, оно бы тревожно сжималось. Дирк загадал, что если солдат пробежит двадцать шагов, то уцелеет. Десять. Четырнадцать. Восемнадцать.

На двадцать втором в нескольких метрах от него хлопнула минометная мина, подняв небольшой, в человеческий рост, фонтан земли, булькнувший на поверхности, подобно брошенному в пруд камню. Веер осколков был неразличим с наблюдательного пункта, только видно было, как бегущая фигура вдруг подпрыгнула на одной ноге, нелепо, словно это было частью какой-то детской игры, распростерла руки, пытаясь обнять небо, и рухнула боком, скрывшись из поля зрения.

Были и те, кто действовал хладнокровно, но их было меньшинство. Они подготавливали ячейки в податливой земле, наспех маскировали их и замирали, стараясь не выдать себя. Таким везло больше. Но засыпавшая поле снарядами французская артиллерия подминала и живых, и мертвые тела, не делая особых различий. Огневые валы грохотали вдоль и поперек, то сливаясь в неровную оглушающую дробь, то ухая отдельными ударами, от которых начинало звенеть в ушах.

В наблюдательный пункт ввалился Херцог. Он не запыхался, свое огромное ружье держал аккуратно, но был покрыт пылью и взъерошен. Шлем он по привычке не надевал – тяжелый стальной «череп» мешал снайперу приникнуть к телескопическому прицелу.

– Сегодня в аду будет тяжелый день, – заметил он, увидев Дирка. – Может не хватить сковородок.

Дирк оставил шутку без ответа.

– Охотишься?

– Да. Сегодня хороший день для охоты. И погода превосходная. Отличное соотношение пороха и воздуха, не находишь?

Херцог упер свой «маузер» прикладом в живот, отвел затворную ручку, ловко вставил патрон и мягко щелкнул затвором.

– Я посижу у тебя в гостях?

– Не возражаю.

– С твоего наблюдательного пункта самый лучший вид. Надолго не задержусь.

– Я думал, ты охотишься на танки.

– Вот именно. Поэтому я и говорю – хороший день.

– Ты видишь танки? – Дирк напрягся. Мощные линзы «цейса» демонстрировали лишь неровные изломы вражеских траншей, сверкающие частыми и острыми пулеметными звездами. Если мейстер прав и французы двинут в контратаку, танки могут стать неприятными гостями. Эти неповоротливые чудища, три года назад бывшие лишь поводом для насмешек и символом того, насколько странных чудовищ может породить война, давно стали предвестниками Госпожи, ее громыхающими металлическими воронами. Там, где появлялись танки, все живое торопилось спрятаться.

– Сами танки не вижу. Но чувствую.

– Как чувствуешь? – не понял Дирк.

Херцог ухмыльнулся.

– Как ищейка. Я их за пять километров чую. Ладно, просто вижу следы. Вон там, видишь?.. Французы рассыпали вал в трех местах. Хитрая работа. Сперва вал на нескольких участках по ночам раскапывается и заменяется мешками с землей, а сверху вновь немного прикапывается. И перед атакой довольно только снять мешки… Подготавливают дорогу.

– Может, для пехоты?

– Нет, для танков, ширина выдает. У меня глаз набитый. Вон там еще три. Торопятся… Не знают, что у дядюшки Херцога припасены для них гостинцы. – «Висельник» любовно провел рукой по длинному патронташу, который положил на полку перед собой. Большие тупоголовые патроны маслянисто блестели. – И еще дым, но его труднее заметить. На два часа, за блиндажом. Жидкий такой, стелется. И, кажется, еще правее. Точно не скажу, но похоже. Прогревают двигатели.

– Дьявол! – Дирк в сердцах чуть не разбил многострадальный бинокль о перекладину.

– Да, судя по запаху серы, он сегодня тоже придет в гости. Но меня интересуют только танки.

– Можешь определить, сколько их?

Херцог задумался, но всего на пару секунд.

– Много. От дюжины до трех. Французы – большие хитрецы, они сосредотачивают танки перед атакой очень осторожно. Ведут их колонной, чтобы нельзя было рассмотреть издалека, подводят к передовой огромные ходы специально для них, маскируют сверху дерном и сетями. Но за дюжину я ручаюсь.

Двенадцать танков способны прорвать фронт целого полка, если бросить их в бой решительно, сконцентрировав на одном участке. В решительности французов Дирк уже не сомневался. Двенадцать танков – по три на каждый взвод. Небольшая цифра – если не знать, на что они способны. А если две дюжины?.. Дирк машинально смахнул со лба несуществующие капли пота. Лоб был холодный, как ружейное ложе.

– «Шнайдеры»?

– Будем надеяться, – сказал Херцог легко, – хотя дым густоват для них. «Шнайдер-Рено» обычно дышит немного иначе… Может, что-то более тяжелое. «Сен-Шамоны», например.

– Эти черепахи? Они будут ползти целую вечность.

– Ну да, – согласился снайпер. – Но у них крепкая шкура, и пробить в ней дырку – та еще морока. Моему ружьишку это удастся хорошо, если на полутора сотнях метров. На таком расстоянии, как понимаешь, его пушка и четыре пулемета причешут наши траншеи так, что отсюда побегут даже мертвые крысы. С другой стороны, «Сен-Шамонам» нечего делать в этой дыре. Если на юге разгром, только сумасшедший отправит их в наше захолустье.

– Я подсчитал количество пулеметов, – спокойно сказал Дирк. – На каждый погонный километр их приходится невообразимое количество. Больше, чем мне когда-то приходилось видеть. Плотность огня невероятна, они засадили свинцом каждый квадратный сантиметр. И это говорит о том, что наш фронт стал внезапно куда более важен, чем нам казалось.

– Но на юге… Разве не разумнее перекинуть свежие подкрепления со всеми этими пулеметами туда, где они действительно нужны?

– На юге нет разгрома. Мы знаем о нем только благодаря Хаасу.

– Хаас. – Херцог треснул кулаком в перекрытие с такой силой, что с потолка посыпалась земляная пыль, а его собственное стальное плечо жалобно звякнуло. – Когда этого мерзавца поймают, я раздавлю его голову, как червивое яблоко. Впрочем, вряд ли он дойдет до меня в пригодном для этого состоянии. Говорят, Зейдель уже пообещал снять с него шкуру.

– У меня есть Зиверс, большой специалист по этой части… Хааса нашли?

– Насколько я знаю, нет. Но очень сильно искали. С полчаса назад я был на позициях «сердец» Йонера, слышал, что там тоже переполох – ищут люфтмейстера. Приказ Бергера – найти и доставить силой. Но он как сквозь землю провалился. На узле связи нет, в штабе нет, в траншеях вроде бы тоже…

– Думаю, можно его уже не искать, – проронил Дирк, с отвращением глядя на бинокль. – Он уже там.

– Где там? – не сообразил Херцог. Потом нахмурился. – То есть там? У них?

– Конечно. Французы наверняка обещали ему комфортную жизнь до конца войны. Где-нибудь в Ницце или Пьемонте. Подальше от окопной грязи, которую он так ненавидел.

– Предатель. – Это слово было тяжело, как скользнувший в ствол патрон.