Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Некоторое время понадобилось на то, чтобы убедить Мячикова в том, что его не собираются убивать. Допрашивал его Федоров, изредка в разговор встревал Илларион, и из полуторачасовой беседы стало ясно, как лучше всего брать Лялькина. Мячикову пообещали полнейшую безопасность и новый паспорт. В тот же день люди Федорова вывезли его за пределы Москвы.
Для начала было решено найти надежного человека, работающего в той гостинице, где предавался утехам Лялькин. Когда же такой надежный человек нашелся, ему было поручено сделать слепки ключей от люксового номера. Действовать отмычкой означало провалить операцию. Немыслимо открывать дверь чем-то иным, а не ключом, когда вокруг достаточно много людей и в самый неожиданный момент кто-то может появиться в коридоре. Сняли номер по поддельному паспорту на Иллариона, и он, получив заветную копию ключей, отсиживался там, ожидая удобного случая. За секретаршей наладили слежку, и, когда она появилась в вестибюле гостиницы, на мобильник Забродова пришло сообщение. Илларион, дождавшись, пока девушка зайдет в номер, выдержал некоторую паузу и своим ключом преспокойно открыл дверь. Девушка мылась в душе, а Илларион в это время подобрал и ее экземпляр ключиков и, закрыв дверь, натянул черную маску. Конечно, ему пришлось быть весьма нелюбезным, потому что он зашел в душ и, застав ее там голой, своим появлением шокировал до обморочного состояния. Позволив ей одеться, он провел инструктаж, показал удостоверение сотрудника ФСБ и сообщил, что Лялькин – опасный преступник. Естественно, она все равно была в шоковом состоянии, но тем не менее не орала на весь коридор, чего так опасался Забродов. У него не было никакого желания бить ее чем-нибудь тяжелым по голове и поднимать лишнюю шумиху. Да и, как всякий мужик, Забродов был полигамен, и в то время, пока ему пришлось просидеть с секретаршей, ожидая Лялькина, он едва удержался от соблазна разделить с ней ложе; особенно сильно преследовала его эта мысль, когда она осталась в одном белье для Лялькина. Но Илларион сдержался, понимая, что нехорошо обманывать Катю; к тому же его пятиминутная прихоть может провалить всю операцию, а вот уж тогда Федоров спуска ему не даст.
Единственное, о чем жалел Илларион, – это о том, что Федоров категорически запретил ему стрелять в Лялькина, да и еще после получения необходимой информации того требовалось отпустить. Особенно Иллариона возмутило второе. Что значит отпустить? Это как понимать? По приказу Лялькина убит Тихий, а он, Забродов, должен с ним любезничать, как с принцем голубых кровей, да и еще отпустить на свободу! Худшего Федоров для Забродова наверняка не мог придумать, особенно зная то, что движет Забродовым в этом деле. На случай, если Забродов вздумает своевольничать и застрелит Лялькина, Федоров пообещал ему, что он и пальцем не поведет, если у Иллариона возникнут проблемы с законом. И они не террористы, чтобы убивать всех подряд, достаточно будет зацепки для следствия, на основании которой и посадят Лялькина с Казаком. «Ничего не поделаешь, – расстроенно говорил себе Илларион. – Придется действовать, как приказал Федоров. Я не всесилен и не могу разобраться с Лялькиным и Казаком их же методами, хотя мне этого очень бы хотелось. А с другой стороны, почему я должен их убивать? Я же стану таким же, как они. И если засадить их в тюрягу, то не лучшим ли это будет для них наказанием? Потерять все чины и регалии, рухнуть с вершины и в один момент стать простым смертным, презираемым всем обществом. Только, Забродов, ты немного идеализируешь. Жалкого существования в твоем понимании у них все равно не будет. Такие люди, как они, всегда стараются обезопасить себя и, воруя, умеют прятать деньги. И будут они влачить свое «жалкое» существование в шикарных особняках. Какая власть не любит заминать свои грешки? В глазах общественности она хочет выглядеть девственно чистой. Я, конечно, лучше бы пристрелил их обоих. Но с Федоровым волей-неволей приходится считаться. Иначе я уже был бы закоренелым убийцей и не сидел бы сейчас в номере пятизвездного отеля, а жрал бы баланду в тюрьме и делал какие-нибудь полушубки или, может быть, меня бы расстреляли. Чего одна бойня в Торбеево стоит».
* * *Вооружил Забродова сам Федоров, вручив «ПСС» и заранее предупредив его о том, что стрелять можно лишь в крайнем случае, а Лялькина и Казака только припугнуть. Если их убить – операция провалена, да и Федорова с Забродовым по голове не погладят. Возможности пистолета были настолько заманчивыми, что Иллариона так и подмывало выстрелить в затылок Лялькина. Ведь это оружие с двадцати метров пробивает стальную каску! Еще Забродову достались два комплекта взрывчатки, напоминающих по внешнему виду обыкновенные лейкопластыри. Налепил такой лейкопластырь с радиопередатчиком на дверь, нажал кнопку на устройстве, похожем на брелок от сигнализации, – и дверь вынесет, да и стены разнесет, что уж тут говорить про человека. Под чутким руководством Иллариона бывшая любовница Лялькина, убежденная в том, что ее шеф – преступник международного значения, обматывала его скотчем, для того чтобы Забродов мог спокойно наклеить лейкопластырь. Илларион уведомил Лялькина, что если тот вздумает отклеить его, то сработает механизм самоуничтожения и на память жене, если она не будет находиться в одной и той же комнате с мужем, останутся одни ошметки. Лялькин настолько пал духом, что слушал Забродова как непререкаемого авторитета.
Дружной компанией они вошли в лифт и спустились в вестибюль. Лялькин все время, пока ехали в лифте, смотрел на лицо Забродова, словно удивлялся, как этот интеллигентный человек мог проделывать такие вещи. В вестибюле Илларион шел позади Лялькина и секретарши, с независимым видом, в элегантном деловом костюме, словно приезжий бизнесмен, и, вежливо улыбнувшись портье, сдал ключи от своего номера.
– В машине я рекомендую со мной разговаривать. Пить чай я с вами не буду, а жене вы сообщите, что я ваш знакомый банкир.
Забродов отправил секретаршу с людьми Федорова, подошедшими к ним в форме сотрудников внутренних дел. Лялькина так и подмывало попросить у ментов помощи, но он не решился это сделать, вняв предостережению Иллариона, что если он вздумает паясничать, то от него и мокрого места не останется.
Забродов меньше всего на свете хотел общаться с этой падалью, но ради дела вел интеллигентный разговор,