не отражают подлинного хода развития как русского государства, так и СССР. Нет анализа развития национальных республик, нет поступательного нарастания национально-освободительного и революционного движения, его особенностей именно в России, не показана широко и борьба партии за революцию, социализм, чистоту партийных рядов в столкновении с троцкизмом, нет и четкого марксистского подхода к трактовке отдельных исторических событий. Все замечания были обсуждены втроем и записаны в виде проекта постановления Политбюро, который они отослали в Москву, чтобы Поскребышев разослал его всем членам для прочтения и обсуждения.

Все это Киров мог сделать и в Ленинграде, никуда не выезжая, отдыхая у себя в Толмачеве или в Луге. Каких-то принципиальных разногласий между ними не было да и не могло быть. Киров понимал и то, что обсуждение будущего учебника истории — лишь предлог. Сталин хотел, как в старые времена, отдохнуть с ним вдвоем, покупаться, попариться в бане, выпить вина, полакомиться нежным мясом, редкой рыбкой, пряными соусами; неугомонный Паукер поднял на ноги все Черноморское побережье, поставляя к их столу разнообразные дары от абхазских, осетинских, грузинских и русских хозяйств и парторганизаций, желавших угодить вождям, приехавшим на летний отдых. Делегатов Паукер отметал тотчас, но дары брал и сам командовал, что бы хотелось от того или иного райкома, каждый обед радуя своих хозяев то запеченным в глине молодым барашком, то форелью в сметанном соусе, то нежным козленком, приготовленным в вине с черносливом.

— А где та рыбешка, которую варят, бросая живьем в кипящее масло? — подзуживал каждый раз Сталин Паукера и подмигивал Кирову.

Паукер после обеда сам рассказал Жданову и Сергею Мироновичу, что как-то похвалился попотчевать Хозяина этой редкой рыбкой, которая здесь почти не водится. Но старожилы сказали, что в горах есть одно озеро, там она должна быть. Поймать ее только трудно, она обитает на дне, а озеро столь глубокое, что ни сетью, ни удочкой увертливую рыбешку не прихватить. Паукер поклялся Сталину, что добудет ее, и, прибыв на озеро, стал гранатами глушить всю живность подряд, надеясь среди прочих белобрюхих, всплывших от взрывов на поверхность, найти и редкое лакомство. Местные жители, услышав взрывы и понимая, что кто-то губит их озеро, единственный источник пропитания, в ярости похватали вилы, колья, ружья и бросились на грабителей. Паукер потребовал, чтоб все защитники убрались подобру-поздорову и не мешали ему выполнять важное государственное задание. Но женщины первыми отчаянно бросились на чекистов-налетчиков и крепко их поколотили, прогнав со своего озера.

— Он пришел вот с таким фингалом! Даже глаз заплыл! — засмеялся Сталин. — Зато пару рыбок принес… Пришлось мне вступиться в первый раз за своего охранника, — многозначительно добавил Коба.

— Мы их всех на следующий день в Казахстан отправили! — разъяснил Паукер — Там, в степях, они быстро поумнеют. Обнаглели! Заявляют мне: мы не позволим губить наше озеро! Мы им покажем, кому тут что принадлежит, верно, Иосиф Виссарионович?

— Верно-верно, — точно радуясь паукеровскому бахвальству, засмеялся Коба.

— Теперь там три двора всего осталось. Кстати, можно съездить порыбачить, — загорелся Паукер. — Прямо на бережку ушицу сварим. Места, глаз не оторвешь!

— Это далеко, — поморщился Сталин. — И потом машины туда не пройдут.

Он взглянул на Паукера, и тот, поднявшись, театрально раскланялся, щелкнул каблуками и, громко напевая мелодию аргентинского танго, важно удалился.

— Красавец! — восхищенно хмыкнул Жданов.

Они обедали на веранде сочинской дачи Сталина, выходившей в сад, и в эти послеобеденные часы попадавшей в тень. Официантка унесла грязную посуду и принесла фрукты. На отдельном подносе была нарезана сочная желтая дыня, от которой исходил душистый аромат. Жданов даже облизнулся. Официантка приветливо всем улыбнулась и бросила украдкой кокетливый взгляд на Кирова. Загорелый, в легкой распахнутой косоворотке, со взъерошенными и непросохшими после купания волосами, он казался мальчишкой в компании пузатого Жданова и стареющего Сталина. Тот перехватил жадный взгляд молоденькой официантки и помрачнел.

— Я сегодня утром перечитал наши замечания по историческим конспектам и подумал, — подождав, пока официантка уйдет, и вынимая из кармана трубку, задумчиво заговорил Сталин, как бы открывая послеобеденную, деловую часть их отдыха, — что после прочтения этой книги у молодых людей должно возникать чувство гордости за свою историю, своих предков, великих героев. Таких, как Александр Невский, Петр Первый, Суворов, Кутузов, Ушаков! Нужно превозносить их! Гитлер прав, делая упор на воспитание национального самолюбия, и прежде всего у молодежи! Он говорит: немцы — лучшая нация на этой земле, и все ревут от восторга! Так и мы должны говорить: русские — лучшие во всем! Русские — это Ломоносовы, Кулибины, Черепановы, Суворовы! Защищая родину, ты защищаешь национальную славу, завоеванную твоими предками!

— А как же республики? — тихо спросил Жданов.

— Что республики? Русский — старший брат украинцу и белорусу, и все нации должны уважать это старшинство и гордиться своим великим братом, их не должно это задевать, а тем более оскорблять. Мы должны так деликатно это сделать, чтобы через несколько лет быть русским означало бы удостоиться великой чести. Я вот грузин по рождению, но я русский в душе! И горжусь сегодня не тем, что родился грузином, а тем, что стал русским! И хочу, чтобы все чувствовали то же самое. У нас одна страна, один государственный язык, и постепенно будет одна семья. Русская нация вытеснит и поглотит все другие. Это закон, от него никуда не денешься, — уверенно заявил Сталин.

— Надо просто называть это любовью к Родине, патриотизмом, а эти черты мы должны развивать, — тут же согласился Жданов. — Но без упоминания немцев, Гитлера и фашизма, чья идеология несовместима с нашей.

— Что вы лаете, как шавки: фашизм, фашизм! — возмутился Сталин. — Оттого, что Бухарин так сказал? И пригрозил всем фашизмом? Но нашу жизнь надо сверять не по Бухарину! Между прочим, я на съезде тоже кое-что сказал о фашизме! И сказал, цитирую: «Мы далеки от того, чтобы восторгаться фашистским режимом в Германии. Но дело здесь не в фашизме, хотя бы потому, что фашизм, например в Италии, не помешал СССР установить наилучшие отношения с этой страной». Конец цитаты!

Это был первый случай на памяти Кирова, когда Сталин цитировал сам себя.

— И почему мы вдруг всем миром ополчились на фашизм? — не унимался Сталин. — Из-за того, что Гитлер не любит евреев? Так и я их не люблю! Я ценю рвение Кагановича, но не люблю евреев. И потом