было конца. Кровь стекала по его ногам и скапливалась в небольшой ямке на земле. Вдруг, из нее появилась личинка бабочки, размером с кунжутное зернышко. В мгновение ока создание превратилось во взрослую особь и поднялось в воздух. В отличие от призрачной бабочки, та, что вышла из крови, взлетела уже после того, как покинула человеческое тело, и красные всполохи пожара отразились на ее крыльях.

Она полетела к толпе!

— А ты не хочешь узнать, что это за бабочки с человеческими лицами? — Сюань Цзи показалось, будто голос Шэн Линъюаня донесся откуда-то издалека. — Это своего рода проклятие, что не боится огня.

Перед глазами Сюань Цзи вспыхнул яркий белый свет, и юноша едва не прослезился. Долгое время спустя он обнаружил, что его взгляд был обращен к внешней стороне горной пещеры. Весь Дунчуань был объят бледным демоническим пламенем. Кто-то что-то прокричал, будто собираясь ворваться внутрь.

Сюань Цзи обернулся и увидел большую группу людей, держащих молодого Шэн Линъюаня.

Фактически, он опоздал всего на один день… Один вечер.

— Огонь горел семь дней и семь ночей, — услышал Сюань Цзи голос Шэн Линъюаня. — И никто не мог потушить его. Знаешь почему?

Внутри Сюань Цзи всё похолодело.

Прежде чем он успел ответить, картина снова переменилась, и они оба вынуждены были проследовать за шатающимся молодым императором прямо к алтарю.

Через семь дней и семь ночей пожар окончательно стих. Вся пещера превратилась в огромную печь. Запах горелого мяса был повсюду. Запертые внутри люди должны были сгореть заживо, но их обгоревшие трупы всё ещё стояли на ногах!

Они разговаривали и смеялись, будто ничего не произошло. Точно так же, как когда-то на площади из воспоминаний Шэн Линъюаня.

Невредимый Алоцзинь стоял в самом конце пещеры, у входа в алтарь, и сквозь толпу смотрел на него. В его взгляде сквозила то ли издевка, то ли насмешка. Юноша наклонился, и его голова упала на землю.

Алоцзинь вздохнул и помахал рукой. Хорошенькая голова мальчишки тут же подкатилась назад. Он поднял ее и водрузил обратно на шею. На его лице осталась лишь половина деревянной маски. Открытая же сторона, не защищенная от пламени, была абсолютно чистой. Но под маской кожа его обуглилась и черты теперь были едва различимы.

Алоцзинь прикрыл ужасный ожог, открыл рот, и его голос эхом разнесся по пещере. Он крикнул:

— Линъюань!

Молодой император будто потерял рассудок, он вдруг резко оттолкнул своих телохранителей. Он уже почти догнал Алоцзиня, когда чей-то голос остановил его.

— Стойте! Вы хотите стать таким же, как эти люди?

Это был голос Дань Ли. Сюань Цзи повернул голову и увидел приближавшегося человека. Человек этот был закутан в чанпао​​​​​​​6, а его лицо скрывала маска.

​​​​​​​6 Длинный, до пола, традиционный халат.

В мгновение ока в сознании Сюань Цзи связались причина и следствие.

Глава 29

— Передавайте привет вашей матушке.

Десятки тысяч мёртвых шаманов окружили Алоцзиня. Шёпот прекратился. Они повернулись к выходу из пещеры и оказались лицом к лицу с Шэн Линъюанем, как в воспоминании, так и вне его. Три тысячи лет назад и три тысячи лет спустя.

Казалось, что время и пространство застыли.

— Брат Линъюань, как погиб мой отец? — всё ещё придерживая голову, в полной тишине спросил Алоцзинь.

— Ваше Величество, не подходите! — громко сказал Дань Ли.

— Это он?

Алоцзинь протянул руку, указывая на Дань Ли, и тут же сам посмотрел в его сторону. Одновременно с ним, сожжённые шаманы тоже повернули головы в указанном направлении.

— Или ты?

Ужаснее было лишь то, что, когда лицо Алоцзиня исказилось ухмылкой, шаманы сразу же последовали его примеру.

Некогда яркий и солнечный юноша теперь превратился в настоящего паука, и бесчисленные насекомые, что роились вокруг него, угодили в огромную паутину.

— Ваше Величество, Алоцзинь и все, кто находится в этой пещере, одержимы! Они все стали марионетками бабочек с человеческим лицом! Здесь больше нет живых людей! — произнёс Дань Ли.

Алоцзинь услышал его слова и расхохотался. Кровавые слёзы двумя тонкими дорожками потекли из его глаз. Шаманы последовали за ним и открыли рты.

— Живые люди… Живые люди так благородны, верно?

Угодивший в воспоминание Шэн Линъюань наблюдал за разыгравшейся трагедией издалека. Вдруг он равнодушно1 сказал:

1 不咸不淡 (bùxián bù dàn) ни солёный, ни пресный (обр. в знач.: пресный, холодный, равнодушный).

— Белое пламя называли «Огнём Наньмина». Маленький демон, ты ведь зовешь себя «Хранителем огня Наньмина», разве ты не видишь разницы между ним и любым другим пламенем?

Сюань Цзи не ответил.

— Ваше Величество, вы когда-нибудь в своей жизни говорили другим людям хотя бы половину правды? — горько улыбнувшись, произнёс юноша.

Услышав это, Шэн Линъюань медленно повернул голову и рассмеялся.

— О? А какой в этом смысл?

Сюань Цзи вдруг обнаружил, что в нижнем уголке его левого глаза был шрам, который он раньше никогда не замечал. Только когда Шэн Линъюань засмеялся и «мешочки молодости»2 стали более отчётливыми, этот маленький, похожий на слезу, бледный рубец, наконец, показался.

2 卧蚕 (wòcán) «Мешочки молодости», припухлые нижние веки — считаются красивой чертой женского лица.

В это время в пространстве «обратного течения» обгоревшие трупы шаманов пришли в движение. Повинуясь воле Алоцзиня, они ринулись к выходу из пещеры. Стоявший по ту сторону Дань Ли, быстро нарисовал в воздухе печать. Чистое белое пламя вырвалось из его рукавов и образовало фигуру большой птицы. С резким криком птица бросилась сквозь вымершую пещеру прямо к алтарю.

Но молодой император самолично преградил ей путь. Его горло разрывалось от нечеловеческого крика:

— Прекрати!

— Ваше Величество! — взревел Дань Ли. — Если вы позволите им выйти отсюда, то что тогда произойдёт с несметным количеством людей?

Это прозвучало двусмысленно.

Если проклятые бабочки просочатся наружу, неизвестно, каковы будут последствия. Эти насекомые явно отличались от своего прежнего вида. Они превратились бы в безмолвный мор.

Не говоря уже об Алоцзине. При жизни, юноша был очень вспыльчивым. Алоцзинь ненавидел клан демонов, независимо от того, были ли среди них хорошие или плохие, имел ли кто-либо из них свое собственное мнение. Он ненавидел любого, кто был запятнан словом «демон». Все жители города должны были быть уничтожены. На этой войне не могло быть пленных.

Значит… теперь его ненависть перешла и на обычных людей?

Бесчисленное количество раз его разрывали на части злые проклятия, только для того, чтобы вновь собрать воедино. Он не был ни живым, ни мертвым. Он был одержим. Можно ли было позволить ему убить всех людей в мире?

Молодой Шэн Линъюань понял это и, — бах! — белоснежная огненная птица обогнула