Мне не было дела до стражников.

Как демиург я должна была что-то сделать, обязана! Кого Тельман мог подпустить к себе так близко? Да кого угодно! Родственника, знакомого слугу, Рем-Таля, ту же Тиру Мин… Ревность и обида — страшная вещь. А Тире было на что обижаться, да и ревновать повод имелся — об изменившемся отношении Тельмана к супруге знал уже весь Дворец.

Личная месть отвергнутой женщины? Несмотря ни на что, мне было трудно в это поверить. Или политический заговор? Кто-то из двоюродных братцев Тельмана внезапно появился на горизонте, возжелав власти. Вират Фортидер умирает, ему осталось совсем немного. Тельмана тоже… Я подавила зарождающийся внутри беспомощный тоскливый вой, дежурный целитель покосился на меня. Очередное противоядие должны были принести с шага на шаг, но шансы на успех были ничтожны. Я снова прижалась ухом к груди Тельмана, пытаясь услышать биение сердца, так нелепо пытаясь его согреть, дать ему понять, чтобы не уходил к неблагодарным свирепым духам, чтобы остался со мной. Я сама не планировала остаться с ним, а вот теперь мысленно просила его об ответной услуге, которую не заслуживала. Феня ткнулась мне в босые ноги, играя теперь с пальцами ног, и я сунула замёрзшие ступни в босоножки.

Так не должно было быть!

…правильно, не должно — как и моего появления здесь, изменившего ход истории Криафара и его обитателей. Только всё это не важно. Что я могу сделать?

Я встала — отходить от Тельмана было страшно, страшно оставлять его, несмотря на усиленную охрану и бдящих целителей, хотя ощущение того, что пока я рядом, с ним не может произойти ничего фатального, плохого, конечно, было только иллюзией. Надо было что-то делать, бездействие — непозволительная роскошь. Я подняла с каменного пола Феню, посадила Тельману на живот — и пушистый житель пустынь свернулся калачиком, как кошка.

Дежурные стражники очевидно напряглись при моём появлении, я ткнула пальцем в ближайшего.

— Проводите меня к Тире Мин, где она там находится. Мне нужно с ней поговорить.

— Но, Вирата…

— Приказ. Это необсуждаемый приказ. Немедленно.

Тюрем как таковых в Криафаре нет — и не было все последние сто пятьдесят лет. Слишком дорогое удовольствие. Разговор с преступниками здесь был короткий и жестокий, кстати, этой стороной жизни моего мира я тоже собиралась заняться… Занялась бы, став полноценной Виратой. Одним словом, штрафы вплоть до полного лишения имущества, физические наказания и смертная казнь — вот и все варианты, ожидавшие ступившего на криминальный путь — или оступившегося на пути праведном криафарца. Исправительные работы не прижились по той простой причине, что возможность получить работу жаждали простые честные жители. Собираясь жить в этом мире… Если бы я собиралась жить в этом мире, я бы вводила идеи гуманности и трудотерапии. Мы бы с Тельманом вводили.

Развитой правоохранительной системы в Криафаре также не было, проще говоря, с подозреваемыми не особо церемонились. Их функции исполняли младшие и старшие фраоны, делящиеся кроме того на "искателей" и "взыскателей", то есть на тех, кто расследовал преступления и тех, кто осуществлял наказания в соответствии с криафарскими законами. Очевидно проседала судебная власть, одним словом, было необходимо как следует поломать голову, и как водится в демократических странах, отделить её от исполнительной.

Чем только не будешь забивать голову, чтобы не скулить от тоски, спускаясь по каменным ступенькам в полную неизвестность!

Для государственных преступников и приравненных к ним по тяжести преступления тёмных личностей кое-какие закрытые камеры всё же имелись, традиционно — в замковых отсеках ниже уровня песка. Каменные клетки с банальными, но эффективными металлическими прутьями, сквозь который могла бы просочиться только кошка, были снабжены какой-то хитроумной системой вентиляции, а больше, пожалуй, что и ничем: во всяком случае, Тира Мин сидела прямо на каменном полу, поджав под себя ноги. Я попыталась сконцентрироваться на бледном измождённом лице Второй Стражницы: не хотелось мне сейчас знать, каким образом здесь добывают информацию, пальцы ломают или иголки под ногти засовывают. Чуть позже обязательно, но не сейчас.

— Тира, — шепнула я, ожидая чего угодно в ответ — слез, обвинения, ярости, холодного молчания. — Тира, что произошло? Я хочу ему помочь. Он не должен умереть, Тира. Ты же любила этого безответственного ветреного идиота, верно?

Её рот кажется трещиной на фарфором кукольном личике.

— Я этого. Не делала.

Мне едва ли не больнее от жалости к ней, чем от страха за Тельмана, в возможность смерти которого я просто не могу поверить. Только сейчас я задумываюсь, а кто отдавал приказы о допросах, кто вызывал целителей? Вират Фортидер? Или процесс шёл по отлаженной схеме?

— Прости, — тупо произношу я. — Они не должны были делать этого с тобой… ничего не должны были с тобой делать. Я… непростительно растерялась.

— Они всё делали правильно. Спасите его, Вирата.

— Что произошло?

Кажется, если Тира начнёт говорить чуточку громче, она попросту потрескается, разобьётся, всё той же надломленной фарфоровой куклой. И я тороплю:

— Расскажи мне, Тира! Я должна спасти его.

— Он вас любит. Не делайте ему больно, Вирата.

Какая глупость, как можно говорить об этом сейчас! Да я вообще не понимаю, что она имеет в виду, и сердито мотаю головой.

— Ты о чём?

— Вчера я… я видела вас с Ремом.

Так это была она?

— Что ты видела?

— Вас.

Милостивая Шиару, я сейчас сама её допытаю.

— Быстро. Чётко. Конкретно. Что именно ты видела? Я не помню вчерашний вечер.

Взгляд Стражницы становится чуть более концентрированным.

— Я пришла к Рем-Талю сообщить ему о результатах аудиенции у Вирата Фортидера. Не подумала, что у него может кто-то быть. У него никого никогда не бывает.

— Что я делала?

— Он держал вас на руках и… Я подумала, что у вас… личная встреча, собиралась уйти, но Рем-Таль сказал, что вам стало нехорошо, и он должен отнести вас в спальню. Попросил меня сопроводить его во избежание каких-то слухов.

— Но ты ему не поверила?

— Я же видела его лицо.

Так, с этим ясно, хотя вопросов остаётся немало, но их я задам Рем-Талю лично и позже.

— Что было сегодня утром?

Стражница съёживается, обхватывает колени.

— Я пришла попрощаться. Вират Фортидер отпустил меня… Накануне он разрешил мне уйти.

— И с Тельманом было всё в порядке?

— На первый взгляд — да. Он сказал мне пару слов…

Я не удержалась и спросила:

— Что именно?

— Он… попросил прощения. Отвернулся. И я увидела сидящего на его спине скорпиутца. Огромного, почти в полторы ладони. Он выглядел, как живой.