– Он искал сына.

– Чего?!

– Его сына задержали неделю назад. Он искал его, чтобы спасти, – просипел надзиратель.

– Ты знаешь, кто он? – продолжил спрашивать напарник.

– Я не знаю его имени, но фамилия Бейл. А его сына зовут Кристофер.

– Так, сейчас. – Напарник выхватил у Тэйлора его регистрационные документы и начал искать в них нужную фамилию. – Мать частная…

– Что такое?

– Ты не поверишь.

– Хватит, Фил. Я устал. Говори уже.

– Мальчишку-то зовут Кристофер Чарльз Бейл.

– И что?

– Этот мужчина, – напарник показал на обугленное тело. – Чарльз Эдвард Бейл. Сын влиятельного адвоката из рода Бойль, директор и художественный руководитель театра «Кассандра». Того театра, что стоит около Темзы… Моя жена большая поклонница его творчества.

– Так и запишем, – вздохнул Тэйлор. Он взял из рук напарника регистрационный лист, записал имя погибшего и добавил: «Не заключенный».

Когда этот документ попал в руки инспектора Хаммилтона, тот сделал приписку, чтобы официально в деле Чарльза Бейла причиной смерти стала остановка сердца без упоминания о том, что мужчина сгорел в тюрьме Уондсворт. Дату смерти тоже подделали, чтобы ни у кого не возникло лишних подозрений насчет смерти великого деятеля культуры Великобритании. Как показала практика, статус и деньги могут изменить абсолютно все – даже документальную причину смерти.

Лондон, 2019 год

– А в это самое время я заключал сделку с Демоном, – сказал Чарльз металлическим голосом. Его сущность менялась на глазах. Он превращался в чудовище. Но не внешне. Трансформация начиналась внутри. Словно готовилась сползти оболочка привлекательного мужчины, обнажая его истинную суть. Я перевела взгляд на часы. Они показывали без пяти минут семь. – Ворон, мой новый друг, привел меня к Аластору. Но вот странность… умерев, я не обрел зрение, как рассчитывал. Тогда я еще не знал, что душа запоминает состояние человека в момент смерти и переносит его в загробный мир таким, каким он погибает. Не бывает так, что умираешь ты искалеченным, а в другом мире оказываешься здоровым. Вот и со мной случилось то же самое. Обугленная слепая оболочка. Из-за этой слепоты я не видел Аластора, но зато чувствовал его. Жар, смешанный с холодом. Словно лихорадка. Лихорадка души.

Я громко вздохнула. Раньше даже мысли не допускала о том, что после смерти что-то есть.

– Что, Сара Гринвуд, не думала, что подземное царство существует? Так вот знай. Ад не только на земле. Но еще и под ней. Там, в самых глубинах, обитает то, что не поддается человеческому разуму. Я не видел, но слышал крики грешников. Я не видел, но ощущал холод подземелья. Представ перед Демоном, я попросил дать мне возможность отомстить за смерть сына.

– И что я за это получу? С какой стати мне тебе помогать и выполнять твои просьбы? – спросил Аластор звериным басом.

– Я отдам тебе свою душу. Навеки вечные. Стану служить тебе верой и правдой, – на это ответил я.

– Долго его уговаривать не пришлось. Он чувствовал, как сильно я хочу отомстить за Кристофера, поэтому без лишних слов забрал мою душу. И эта татуировка на шее, на которую ты постоянно смотришь, – доказательство нашего незримого договора. Это дьявольская печать. Она позволяет мне существовать в двух мирах и быть невидимым, когда я этого захочу; она дает мне силы и способности, о которых раньше я и помыслить не мог. Ты ведь знаешь, что у каждого демона есть свой отличительный знак? Так вот, театральные маски – моя символика. Если видишь их, значит, я неподалеку.

Чарльз медленно встал со стула и начал расхаживать по кабинету:

– Ворон Демона подарил мне зрение, лишив себя возможности видеть, а Хозяин вручил мне бессмертие и мой прежний облик. Только все, что ты сейчас видишь, – не совсем я. Ты с любопытством и страхом изучаешь лицо Чарльза, но внутри скрывается Редмонд – демон правды и справедливости. Я стал названым братом своего Хозяина. Моя работа очищать этот мир от лжи и людей, которые ее сеют. От журналистов.

– Вы не правы, – сказала я дрожащим голосом. – Журналисты не лжецы.

– А кто? Кто? Ответь мне, Сара.

– Если Эмили соврала вам и вашему сыну, это еще не значит, что все журналисты так работают.

Чарльз ухмыльнулся.

– Думаешь, ты не такая? Думаешь, никогда не врала?

Я молчала.

– Да я же вижу тебя насквозь. Ты думаешь, что мелкое вранье не страшно. Сказать моему актеру, что работаешь в «Таймс», хотя это не так? Приглашать на встречу, говоря, что «просто поблагодарить», а вместо этого вынашивать план, как попросить у него мой номер телефона? Дурить своего бывшего парня? Да-да, вспомни Джеймса. Вспомни, как ты говорила ему, что ничего не чувствуешь к Тому. Думаешь, это не ложь? Если нет, то что? Люди всегда врут. А журналисты к тому же еще думают, что благодаря этому делают добрые дела. «Я вру во имя цели». Хочется спросить: «Какой?» Поэтому не важно, какого размера ложь. Она есть и точка. Остальное меня не интересует.

Если уж быть честным перед тобой до конца, Сара, то, знаешь, при жизни я любил весь мир, а умерев, стал его ненавидеть. В один миг мне открылись все его пороки: ложь, предательство, эгоизм. Я увидел в людях то, что они пытались скрыть. Актеры! Как я был поражен! Мир полон первоклассных актеров! Люди профессионально изображают боль, не испытывая ее. Они смеются, не чувствуя радости. Они говорят слова любви, будучи пустыми, как осушенные стаканы. Ложь, предательство.

И теперь я мщу. Мщу вам, стервятникам, за то, что лишили меня сына, жизни и упокоения! Нет, я не скучаю по тому Чарльзу Бейлу. Скажу больше – я говорю о нем, как о простом знакомом. Сегодня я – Редмонд. Демон, призванный убивать. Я истреблю всех молоденьких журналисток. Я сделаю так, чтобы больше никто не почувствовал боли, которую пережил сын, узнав, что ему лгали.

Я смотрела на Чарльза, прикусив губу. По моей коже уже не бегали мурашки, только сердце отдавало пульсирующей болью. Не осталось даже страха. Только пустота. Внутри открылась черная дыра, о которой я раньше не подозревала.

Губы снова зачесались, а в голове мелькнула мысль: «Я должна пожалеть его. Пожалеть и поцеловать». Как только я подумала об этом, лицо Чарльза скривилось в сладостной улыбке, какую можно увидеть лишь у тех, кто достиг желаемого. Я посмотрела на часы – они показывали без минуты семь. Том Харт, должно быть, уже ждал выхода на сцену, чтобы улыбнуться преданному зрителю с чувством выполненного долга.

– Не жди, что он тебя спасет. На моей памяти только один актер попытался это сделать с одной из журналисток, и он уже мертв. Тебе ведь не нужно называть его имя?

– Эндрю убили вы? Вы подтолкнули его к самоубийству? В психиатрической больнице недавно нашли тело.

– Люди! Найдут одного злодея и сразу скидывают все беды на него. Если я убиваю журналистов, это еще не значит, что калечу абсолютно всех. Он умер сам. Сам решил уйти из этого мира. Я ему не помогал. Не подталкивал.