– Спасибо.

– Всегда пожалуйста. За Маздая не переживай. Теперь он мой с потрохами.

– Ты шла сюда только за этим?

Она удивленно посмотрела на меня.

– А из-за чего же еще?

Сдобный, кашлянув, потоптался рядом. Мара повернулась к нему.

– Поможете выбраться на Большую землю? – И просительно кивнула на Маздая. – Его придется транспортировать, охранять. Ну и…

– Да. – Сдобный согласился. – И дорогу мы знаем лучше, и раненый вон у нас. Да, раненый?

А то. Еще какой раненный. Навылет и в самую бродяжью душу в первую очередь. Ну а дальше все было обыденно и торопливо. Маздая сначала разоблачили, потом скрутили какими-то хитрыми штуками для киберпротезов. А меня, аж горжусь, потащили на импровизированных носилках. Тут-то все друг другу и пригодились.

Мара подошла на предпоследнем привале. Небо серело очень глухо, сумерки накатывали и накатывали.

– Спасибо.

Она села рядом, смотря как-то… странно, короче.

– Снова?

– Ты мне очень помог. Очень сильно.

– Проехали. Знаешь…

Нет, не скажу. Пусть я буду падлой, но в любви ей не признаюсь. Очень уж она… сильная натура. Мне бы попроще.

Мара усмехнулась.

– Правильно. Иногда лучше молчать.

Уже отходя, она обернулась:

– Твои счета снова твои. Получила подтверждение пару минут назад.

Я кивнул, поднял руку с выставленным большим пальцем. Ну, вот, основное выполнено. Мое вернулось ко мне, злодей повержен и так далее. И с Зоной попрощался… вроде как. Носилки тряслись, но было удобно. Вот только…

– Стойте!

Группа остановилась. Сдобный покосился на меня очень недовольно.

– Дайте автомат.

– Хэт… – начал Сокол.

– Дай.

Сдобный смотрел на меня понимающе.

Я сполз на землю, кряхтя, оперся на колено, выпрямился. Бедро ныло, раздирало изнутри болью. Но это дело в сторону не уберу. И, думаю, Зона меня поймет.

Долго целиться нельзя. Руки трясутся, цель начинает прыгать. Вот я и не целился, положившись на остатки удачи. Выстрелил одиночным.

– Хм… – Сдобный покивал, глядя на разлетающиеся черные перья и алые брызги. – Хороший выстрел. Как ты ее увидел? Это ж обманка, ее видят только перед нападением.

Да? Мне думалось, что наконец-то помершая жирная каркалка была шпионом. Это же Зона. И у нее везде есть глаза.

* * *

«Солянка», как обычно, шумела, грохотала музыкой, стуком, криками и спорами. Разве что я не задержался внизу. Мне надо в аэропорт, потом в другой, потом в третий, а там и все. Конец пути. Счастье… надеюсь. Но не верилось.

Дверь в «мою» квартирку скрипнула, знакомо и как-то по-родному. Здравствуй, дорогая. Я вот вернулся. И ухожу.

Сел на единственную табуретку, обводя глазами потрепанное сталкерское логово. Да, красоты и нету. Совершенно верно ты удивлялась тогда этой конуре.

– И что? – Я закурил, соглашаясь с точкой зрения валькирии Мары. – Не люкс. Зато спалось же тебе хорошо? Вот и я так думаю. И кофе пахнет всегда, когда крутой сталкер Хэт живет в Славянке. Ты же помнишь? Ну, да, типа уютно. А если бы мы… да и ладно. Ха, а еще ты испугалась Раздва. Да и как испугалась-то, хотя и вида не показала. И не погладила ее ни разу, правда, красота моя пушистая? Ни разу. Хотя вру. Ты ж ее все-таки гладила. Эх… А ведь у пушистой, знаешь…

Горло перехватило спазмом. Всхлип я подавил только второй подряд сигаретой и глотком виски прямо из горла. Сука ты, Зона, конченая ты сука. Сволочь поганая. А Мара…

Думаю, всем все ясно. Когда ты говоришь с кем-то, кто умер, и не с кем-то одним, то яснее не бывает. Как? Как…

* * *

Мы почти вышли. Оставалось всего ничего, так, добраться только до последней посадки, а там и Периметр. Темнело все сильнее, но шли ходко. И тут сбоку раздалось это жалобное повизгивание. Очень знакомое. А следом, прорвавшись через кусты, метрах в десяти от нас выскочила кроха-радужка. Вся такая потрепанная, в крови, испуганная и орущая.

Ох, бабы, бабы. Вы ж такие умные, так можете предугадывать многое, да-а-а. Но иногда – и почему только? – делаете глупости. Жалеете котят, щенков, бомжей тех же или уличных музыкантов-алкоголиков. Или вот подростка-радужку. И я, обдолбанный обезболивающим, ничего не смог сделать. Хотя кое-что сообразил и даже начал мычать, размахивая руками.

Хорьки-радужки, вы же помните, чуют аномальные ловушки всем своим нутром. И эта, рванув к идущему к ней человеку, вдруг затормозила, затявкала, предупреждая. Только Мара не поняла, лишь чуть притормаживая. А в Зоне, если что-то не так, нужно замереть. А она сделала шаг. Последний. И… хрусть!

«Стекляшка» сработала сразу. Замерцал раскаленный воздух, брызнуло миллионами алмазно-острых игл и лезвий, лопнула мелкая-мелкая алая пыль, оседая на высокой жесть-траве. И все. Только Сдобный выматерился так, что стыдно стало всем.

Черт, она же меня все-таки проняла до самых печенок. Нет, не подумайте, не как женщина. Друг, она могла бы им стать. Вот честно.

Мне дали добраться до нее с помощью Пикассо и Скопы. Аномалия разрядилась, но они осторожничали. А потом я стоял напротив блестящей и начавшей остывать статуи и смотрел на лицо, ставшее таким близким. И сам не заметил, как скурил даже фильтр.

Да-да, так оно и было.

* * *

Вещи я собрал еще вчера вечером, перед отвальной. Сейчас «Солянка» похмелялась, и ко мне сегодня зашли только Сдобный, его ребята и Урфин. Бродяга молча обнял и подарил мне свой старый нож. Такой же, как мой потерянный. Такие дела.

На всякий случай решил проверить – ничего ли не забыл? Проковылял, опираясь на трость, по комнате, глянул в кухне. И даже заглянул в душевую. Прощай, старушка. Мне нравились твои потеки на стенах и сколы на плитках пола. Вот чего не любил, так это твой слив, уходивший прямо в каналицию и вечно воняющий. И ладно, скоро меня ждет цивилизация.

Я не успел закрыть дверь в душевую. Со стороны слива, забросанного какими-то тряпками и моим старым бельем, зашуршало. Сильно зашуршало.

Море рокотало и разбивало камни. Или волны о камни, черт знает. Этой дисциплиной оно занимается тысячи лет и пока еще не устало. Такая вот забава у Ирландского моря. Пена, брызги, рокот. Красиво. Очень красиво. Только потом наверх подниматься заколебешься. Но что не сделаешь ради вот этой зеленовато-зеркальной яростной волны, снова и снова штурмующей острый берег?

Я сидел на небольшой скамейке, сделанной в деревушке в миле отсюда. Вон он, купленный мною дом из больших валунов, подогнанных один к одному, и выложенный понизу ровными гранями песчаника. Небольшой, а мне нравится. Разве что хотел сделать псарню, но все никак не решусь. Хотя волкодавы О’Киннана меня смущали все больше. Вот только Сид их не любил. А не считаться с Сидом нехорошо.