к его преодолению. Ищешь слабые места. Или силу в самой себе. Пытаешься разобраться, как свалить непобедимого врага. И этого у тебя никто не отнимет.

— Так было у тебя с испытанием? — спросила Астры, наконец поднимаясь с почвы. — Научи меня! Скажи, что ты сделала! Помоги мне попасть на них, победить на них! Я тебя не подведу!

— Нет.

Астра замерла, почувствовав холод. Спросила уже без особой надежды:

— Почему? Из-за того удара, что я пропустила? Из-за яблок? Я могу быть внимательней! Могу контролировать свои эмоции! Пожалуйста... Без тебя... Без тебя я не справлюсь.

— В ближайшее время я покину лагерь... Когда закончу кое-какие дела здесь. А кроме того... Кроме того, я не могу тебя научить. У каждого свой дар — что бы не говорили жрецы. Ребята, с которыми ты тренируешься, слышат ритм — мелодию боя. Так же, как Безелик. Иль’Пхор лишь усиливает их ощущения. Но у тебя, Астра, они и так хорошо развиты. В этом твоё преимущество. Осталось лишь научиться им пользоваться.

— У меня нет на это времени! — огрызнулась Астра.

Сайнир лишь усмехнулась.

— Ты ведь не думала, что я по щелчку пальцев решу все твои проблемы?

Астра смутилась. Сказать по правде, она вообще плохо понимала, чего именно ждала от Сайнир.

— Я думала... Может быть, у тебя был какой-то способ. Ну... С помощью которого ты победила. — Она почувствовала, как краснеет. — Может быть, какая-то уловка...

Сайнир положила руку на плечо Астры. Тяжёлую и тёплую.

— Каждый человек в этом лагере говорит, что у тебя нет дара. Со мной было также. Уловка в том, чтобы не верить им. Доверься себе и тому, что получается у тебя лучше всего. Подчини это. А затем преврати в оружие. А жульничество оставь для слабых.

— Но я и есть слабачка!

Сайнир вновь глубоко вздохнула. С усталостью, но также и с ноткой раздражения.

— Пока ты так говоришь — это правда.

И она похлопала Астру по плечу. Затем убрала руку и медленно зашагала обратно к себе в дом. Дверь за ней закрылась, и в этот раз раздался громкий, отчётливый щелчок замочной щеколды.

И Астра вновь осталась одна.

Глава 13. Шаг к новой жизни

Персиваль проснулся от криков и звона стали. Резко подскочил на месте, отгоняя от себя отрывистый, рубленный, беспокойный сон.

Он был у себя дома. В гостевой кровати на первом этаже, накрытый гостевым же одеялом, которое теперь полностью пропиталось его потом. Одежды он не снимал, плечи до сих пор сжимал мундир с капитанской нашивкой. Он вообще не помнил, как добрался до дома. Выйдя из порта, заглянул в бар, провёл там не больше часа и ушёл, совершенно не ощущая себя пьяным.

Но, пожалуй, удивляться было нечему.

Вчера он дал слабину. Сдался под натиском зверя. Оправдываясь, что это может стать последней возможностью выпустить его наружу. Оправдываясь, как любой алкоголик оправдывается, когда тянется к недопитой кружке.

Это было недопустимо. Он не раз клялся себе, что не сделает этого на Иль’Пхоре. Не сделает этого дома, перед семьёй. И теперь... Возможно, больше ему и не придётся. Никогда.

Он взглянул на свои руки. Костяшки пальцев приятно покалывало. На них были болячки с уже подсохшей кровью, которые треснули от того, как Персиваль сжал кулаки. И он сжал их ещё сильнее, глядя, как несколько маленьких красных капель появились под раной. В этом не было удовольствия. Только боль. Заслуженная и справедливая. Разве что, недостаточно сильная.

Наконец он отбросил одеяло, поднялся, держась за изголовье кровати. Нашёл ботинки — хотя бы их он снял, или это сделал кто-то за него. Зашнуровал их и вышел во двор.

Звуки боя здесь звучали отчётливее. Он мог различить голос инструктора Фредерика Аулица, отдававшего короткие команды.

— Встать. Стойка. Выпад. Блок.

После каждого лающего вскрика слышалось движение нескольких десятков юношей, звон турнирных, не заточенных мечей. Натужные вздохи, приглушённая возня. А затем команды повторялись снова.

Персиваль медленно пошёл по тропинке. Не то чтобы ему хотелось смущать учеников во время тренировки. Его тянули звуки боя. Каждым металлическим позвякиванием всё отчётливее давали понять: вчерашнее отстранение произошло на самом деле. Это не дурной сон. Персиваль больше не солдат. Каким бы ни было его дальнейшее будущее — он должен был принять его. Осознать в полной мере. Смириться с ним. Это станет его первым шагом. Шагом к новой, нормальной жизни.

Он свернул с главной дорожки, выложенной фигурным и очень аккуратным пазлом из мрамора. Побрёл по тропе. Здесь росли деревья, которые выращивала Элиза. Кажется, они называются Сейтайи. В своих рассказах она описывала размашистые деревья с могучими ветвями; говорила, что на её родном острове они достигали пятнадцати, а то и тридцати локтей. Однако самые высокие из тех, что росли в их саду, были лишь немного выше Персиваля, а ветви их жались к стволу и клонились к почве, из-за чего деревья походили на усталых солдат с опущенными головами.

Однако Элиза любила их и такими. Он не знал, почему, ведь деревья постоянно увядали, умирали, и доставляли ей только боль. С другой стороны — Элиза вышла за него замуж, а это объяснить Персивалю было ещё сложнее.

Снова свернув, Персиваль вышел к невысокой изгороди, за которой был вытоптанный и засыпанный песком пустырь тренировочной площадки по двадцать шагов в каждую сторону.

Ученики, старшему из которых было чуть меньше восемнадцати лет, тренировались парами. Капитан Фредерик и его помощник, молодой северянин Неровен Довенкольт, ходили между бойцами, изредка давая советы.

Персиваль увидел Аллека, и у него защемило сердце. Сейчас, с турнирным мечом, который с такого расстояния было невозможно отличить от боевого оружия, он едва узнавал сына. На нём был обтягивающий тренировочный комбинезон с вышитым на плече ястребом, хватающим грызуна — синий и самый яркий из всех.

Персиваль затаился, прячась (на сколько это было возможно) за одним из самых высоких деревьев с самыми размашистыми лапами ветвей. Мальчик двигался плавно, когда нужно резко распрямляясь, словно пружина. Его противник раз за разом едва успевал парировать его выпады, в то время, как сам Аллек, когда требовалось защищаться, отбивал атаки с безмятежной лёгкостью.

Упражнение повторялось и, если, когда Персиваль только подошёл, Аллек мог позволить себе небольшие помарки — плохо поставил опорную ногу в обороне в первый раз, не довёл удар в третий, — то теперь двигался почти идеально.

Вдруг, разворачиваясь, Аллек