Охранник внутренне подобрался: если это действительно гость и если он попытается проникнуть в здание, его придется остановить, а спорить с богатыми и влиятельными людьми, особенно когда они хорошенько подвыпили, — дело непростое. Скажи ему словечко поперек, и сразу посыплются угрозы, одна другой страшнее. А то еще, чего доброго, ручонками размахивать начнет, и что тогда — лупить его по башке резиновой дубинкой? Тыкать в него, богатого, влиятельного и так далее, электрошокером?

Незнакомец разом разрешил все его сомнения, вынув из-за лацкана пиджака пистолет с длинным толстым стволом и выстрелив навскидку. Охранник схватился за шею под нижней челюстью, открыл рот, собираясь позвать на помощь, но не позвал, а просто привалился лопатками к стене и сполз по ней на землю. Стрелок ухватил его за шиворот и с деловитой торопливостью транспортирующего дохлую гусеницу рабочего муравья отволок за угол. Оттуда он вернулся со спортивной сумкой — небольшой, но, судя по тому, как натянулась ткань в местах, где к ней были пришиты матерчатые ручки, довольно увесистой.

Убедившись, что его предосудительный, с какой стороны ни глянь, поступок остался незамеченным широкой общественностью, стрелок занял место выбывшего из игры охранника. Сумку он поставил на землю у своих ног и замер как изваяние, держа правую руку за лацканом пиджака.

Вскоре с той стороны, где гремела музыка, метались лучи сценических лазеров, трещали, сыпля разноцветными искрами, петарды и шумели веселые людские голоса, появился человек в белом балахоне и островерхом колпаке с узкими прорезями для глаз. Выпростав из непомерно длинного и широкого рукава холеную белую ладонь, он предъявил липовому охраннику тисненый золотом пригласительный билет.

Охранник внимательно изучил этот документ и, придя, по всей видимости, к выводу, что тот в полном порядке, вежливо сказал гостю:

— Прошу вас.

Он шагнул в сторону и предупредительно открыл дверь, сделав это левой рукой, так как правая не без причин оставалась за лацканом пиджака. Не обратив на эту мелкую деталь внимания, «куклуксклановец» с сановной величавостью переступил порог, оказавшись лицом к лицу еще с двумя охранниками.

— Небольшая формальность, — как жезл регулировщика, выставляя перед собой рамку ручного металлодетектора, сказал один из них и вдруг, нахмурившись, уже другим, резким и требовательным тоном спросил, глядя поверх плеча «куклуксклановца» на дверь: — В чем дело?!

Тот, к кому был обращен этот сердитый вопрос, вынул руку из-за лацкана. Охранникам в коридоре повезло меньше, чем их оставшемуся на улице коллеге: их было двое, что автоматически лишало Глеба Сиверова возможности вложить в ствол пневматического пистолета новый дротик с транквилизатором. Поэтому одетая в тонкую кожаную перчатку рука, протянувшаяся над плечом человека в белом балахоне, сжимала не стреляющий шприцами со снотворным пугач, а проверенный «Стечкин» с длинным вороненым глушителем. Пистолет дважды негромко хлопнул, и охранники почти одновременно упали на выложенный полированным черным мрамором пол.

«Куклуксклановец» не успел даже обернуться и рухнул, как бык под обухом мясника, получив удар по затылку рукояткой пистолета. Глеб вышел наружу за сумкой, вернулся в коридор и первым делом запер за собой дверь, негромко пробормотав: «У нас все дома».

За одной из двух выходящих в короткий коридор дверей — той, что поскромнее, — обнаружилась маленькая аппаратная видеонаблюдения. У пульта никого не было, аппаратура бездействовала: кукловоды стремились во что бы то ни стало, даже в ущерб безопасности, сохранить свою анонимность. Да и кого им было бояться, от кого защищаться? Не от кого, думали они; а вот и неправда, подумал Глеб Сиверов, поочередно втаскивая в аппаратную и сваливая друг на друга загромоздившие коридор тела.

Скользкий мраморный пол существенно облегчил ему работу, и управился он буквально в два счета. Под белым балахоном куклуксклановца обнаружился полный, лысеющий коротышка в смешных ботинках на пятнадцатисантиметровой платформе. Пронаблюдав из кустов гомерическое шествие белых балахонов, Глеб не удивился этой странной детали: если не знать, в чем дело, все участники этого маскарада выглядели абсолютно одинаково, словно это был один и тот же человек, битый час развлекавшийся тем, что выходил из здания через одну дверь и заходил через другую.

Даже несмотря на лежащие на мраморном полу в луже собственной крови трупы, все это отдавало дешевым балаганом, и Глеб уже не впервые подумал, что близящаяся к закономерному финалу затея с теневым правительством представляет собой не что иное, как заговор неудачников. Постоянно держаться в тени, оставаться на вторых ролях, чтобы оттуда, из-за кулис, дергать за ниточки, управляя власть имущими, — в теории все это выглядело вполне правдоподобно и логично. Но в реальной жизни, да еще и в России, не бывает чиновников, способных годами и десятилетиями добровольно, намеренно оставаться на вторых ролях во имя какой-то абстрактной и весьма отдаленной цели, которая то ли будет когда-нибудь достигнута, то ли, что куда вероятнее, является плодом чьего-то больного воображения. Такое многолетнее бессмысленное самоотречение противно если не человеческой природе вообще, то, уж как минимум, природе российского чиновника. Те, кто предпочитает скромность и уединение, не идут на государственную службу, а те, кто попадает в органы государственного управления случайно, либо меняют взгляды на жизнь, либо очень быстро эти органы покидают — вольно или невольно, но покидают, потому что им там не место.

Кукловоды, с которыми Глебу уже довелось иметь дело — Шиханцов и Васильев, — были просто жадными, вороватыми бездарями, различными неправдами вскарабкавшимися по карьерной лестнице намного выше, чем это удалось бы в стране, где людей ценят не за умение правильно выбирать зад, который надлежит лизать, а за деловые качества. Спора нет, Политик-Пермяков и его правая рука Филер, он же генерал ФСО Буров, — люди влиятельные и неглупые. Но и они занимают свои нынешние должности, а не посты президента и премьера, вовсе не потому, что им этого хочется. Хочется им как раз противоположного — вволю, без оглядки на начальство, порулить страной. Хочется прямо-таки до смерти, да вот беда: те, кто стоит у руля, не пускают, потому что им там, у руля, и самим хорошо.

Когда человек в костюме куклуксклановца вошел в обставленный с мрачноватой торжественностью зал, за протянувшимся через все помещение длинным столом для совещаний оставалось всего пять свободных мест. Остальные были заняты абсолютно одинаковыми, неподвижными, как изваяния, безликими фигурами в островерхих колпаках. Перед каждой из этих фигур на столе стояла табличка с надписью: «Завхоз», «Бухгалтер», «Умник», «Прораб», «Фермер», «Электрик», «Шахтер»… Стулья рядом с табличками «Воевода» и «Мент» пустовали по причине, которая Глебу была известна едва ли не лучше, чем остальным присутствующим. Филер тоже пока не занял свое место в уголке, образованном столом для совещаний и письменным столом хозяина, как и сам Политик, не посчитавший нужным обозначить себя табличкой, поскольку и так было ясно, кто усядется в директорское кресло во главе стола.

Последнее свободное место было помечено табличкой с надписью «Кузнец». В кармане лысого коротышки Глеб нашел пропуск, выданный на имя заместителя начальника одного из управлений министерства тяжелой промышленности. Ошибиться было невозможно, и, провожаемый полными настороженного любопытства взглядами сквозь прорези в остроконечных колпаках, Глеб спокойно опустился в кресло, оказавшееся, как и следовало ожидать с учетом некоторых особенностей характера господина Пермякова, в меру неудобным.