Попутных ветров никак было не дождаться, и капитан велел ставить паруса, посчитав, что в зимних условиях лучшей погоды не будет. Они отправились, и на короткий путь до Мальты им пришлось потратить целых восемь дней.

Зато настроение Элджина сразу поднялось.

— Наконец мы возвращаемся в мир христиан! — возбужденно воскликнул он, услышав эту новость.

Французы защищали крепость на острове Мальта до тех пор, пока адмирал Нельсон не разбил флот Наполеона в Египте. Как только англичане одержали победу, остров был превращен в путевой приют для отправляющихся на восток и возвращающихся оттуда. Доброй славой гостеприимного пристанища он был обязан прекрасному госпиталю, который держали рыцари ордена святого Иоанна. Чете Элджин пришлось подчиниться приказу и задержаться на Мальте на двадцать дней, выдерживая карантин, прежде чем следовать далее на запад. Таково было правило для всех, кто оставлял зараженные чумой регионы Востока.

Мальта показалась Мэри и Элджину более знакомой, чем те места, в которых они провели последние три года. На острове было полно знакомых еще по Лондону англичан, некоторые из них отправлялись путешествовать на Восток, другие возвращались из странствий. Провести три недели карантина более приятным образом нельзя было и мечтать. Элджины оставались на борту «Дианы», но получили разрешение совершать прогулки по старому дворцу Борджа, средневековой крепости, окруженной прекрасными садами, хоть французы и распорядились сровнять саму крепость с землей. Они попросили расставить тенты в садах и под их укрытием наслаждались чаепитием на свежем воздухе.

В один прекрасный день, когда все семейство расположилось на траве, подставив лица долгожданному солнцу, они отдались мечтам о будущем. Брюс и его гувернер Эндрю устроили подобие рыцарского поединка, сражаясь на палках, которые вообразили мечами. Мастерман и малышка Мэри разучивали детский стишок, а Гарриетт спала в плетеной колыбельке. Мэри мысленно вознесла Богу короткую, но искреннюю благодарственную молитву за то, что после ужасных дней, проведенных в море, щечки ее детей розовые, а они сами здоровы и полны неуемной энергии. В то время как могли бы — побледневшие и осунувшиеся — метаться в лихорадке.

— Я написала матери, Элджин, — заговорила она. — Хочу, чтоб она наняла обивщика, который обустроит нам гостиные и обеденный зал в Брумхолле. Я уже выслала ей образцы тканей и размеры. Мистеру Постону я поручила окрасить стены в подходящие цвета. Помнишь, те оранжевые и золотистые тона, что тебе так понравились?

Мучения во время морских штормов она пыталась уменьшить, мечтая, как украсит Брумхолл всеми теми прекрасными вещами, которые они везут с Востока.

— Тебе они и вправду понравились? — продолжала она болтать. — О, Элджин, если это не так, ты скажи сейчас, пока я не заказала обои.

Она шутливо хлопнула его по руке, но мысли Элджина явно бродили где-то вдалеке. Потом, не глядя на нее, он заговорил:

— Я решил, что вначале нам следует сделать остановку и посетить Францию и Италию, прежде чем мы вернемся в Брумхолл.

Она не поверила своим ушам, потом решила, что неправильно поняла мужа. Не может же он в действительности предлагать превратить их и без того долгое путешествие в почти нескончаемое?

— Что ты имеешь в виду, скажи точнее?

— На континенте воцарился мир, по крайней мере, в настоящее время. Я бы хотел заехать в Рим и разузнать о существующих способах реставрации старинных мраморов. Затем, как мне кажется, нам неплохо было б остановиться в Париже. Лорд Хоуксберри продолжает хлопоты относительно моего назначения послом во Франции.

Мэри не отвечала.

— Я был уверен, что тебе тоже хочется в Париж. Или твои разговоры были лишь пустой болтовней с этим проходимцем Себастиани?

— Нет, мой дорогой, конечно же, я хочу съездить в Париж. Но мы уже так долго находимся в море и так давно не были дома. Ты же помнишь, что до нашего отъезда я всего одну неделю провела в Брумхолле? Я так тоскую по дому. Подумай о детях. Они пережили такие изматывающие переезды, и эти штормы, в которые мы попадали, и ненастная погода, и чума! Их следовало б привезти поскорей домой, пока наша удача нам не изменила.

Теперь погрузился в молчание Элджин. Не произнося ни слова, он внимательно смотрел на своего первенца, как тот носится по лужайке с Эндрю.

— Элджин, все говорят, что мир с Наполеоном не может быть прочным. Ты действительно считаешь, что мы имеем право подвергать детей дальнейшим опасностям? Если разразится война, а мы в это время окажемся в Италии или Франции, что с нами станет?

— Ты права. Путешествие по суше слишком опасно для них. Мы отошлем детей домой с капитаном Мейлингом, а твои родители заберут их в Портсмуте.

— Нет! — выкрикнула она почти мгновенно. — Я не хочу разлучаться со своими детьми! Это слишком жестоко, Элджин. Гарриетт едва исполнилось полгода, а старшие практически не знают никого из своих родственников. Им будет так страшно остаться на корабле одним, без нас, а после этого их ждет встреча с незнакомыми людьми.

— Но при них останутся няньки, с которыми они знакомы достаточно хорошо, — невозмутимо возразил муж.

— Но я не хочу никуда ехать. Я хочу домой.

Мэри понимала, как по-детски звучат ее возражения, но предложение Элджина повергло ее почти в шок, а перспектива отправить детей одних показалась такой бесчеловечной, что она едва не лишилась дара речи.

— Судьба мраморов поставлена на карту. Погоди, Мэри, прежде чем возражать, выслушай меня. Мы должны поехать в Рим и встретиться там со скульптором мистером Антонио Кановой. Эту встречу я уже организовал, написав ему письмо. Мне необходимо знать его мнение о том, возможна ли реставрация старинного мрамора, или нам следует оставить наши приобретения в том состоянии, в каком они находятся.

— Ты имеешь в виду те, что лежат на дне моря?

Он не улыбнулся в ответ.

— Нам с тобой принадлежат самые грандиозные произведения искусства в истории человечества. Для тебя эти слова что-нибудь значат?

— Для меня самым ценным являются мои дети, — ответила Мэри. — А твои мраморы, какими бы старинными они ни были, для меня ничто в сравнении с благополучием моих детей.

— Мэри, ты должна думать о будущем. Ведь речь идет всего о нескольких неделях. Прошу тебя, не будь эгоистичной. Мраморы — это первейшая ценность. И забота о них — наша с тобой наиважнейшая обязанность.

Она точно не помнила тот момент, в который поняла, что снова беременна. Она могла бы догадаться об этом, когда прощалась с детьми в Неаполе. Март стоял очень ненастным, и доктор Скотт решил, что детям лучше будет не покидать судна, а распроститься с родителями на борту. Мэри разыскала в Неаполе художника-портретиста и попросила его прибыть на корабль и зарисовать всех трех ее крошек, чтобы иметь возможность видеть их перед собой, когда дети уедут. Малышка Мэри не могла понять, чем ее мама так расстроена, Мэри старалась скрыть слезы, понимая, что может расстроить старших детей. Элджин «как мужчина мужчине» объяснил ситуацию трехлетнему Брюсу, и тот сумел не уронить ни слезинки. Расцеловал родителей в щеки и вернулся к гувернеру, который обнял его и прижал к себе. Эндрю, может, и пьяница, подумала Мэри, но он добр к мальчику. Она покрыла поцелуями щечки и пальчики Гарриетт и отпустила ребенка, только когда поняла, что больше не может удерживаться от слез.