в тысяча девятьсот двадцать втором, но в том же месяце, что и на самом деле. Это даст тебе больше времени.

Мать и отец уже обратились ко мне с просьбой отправлять им деньги, и я уже ответила им, что у меня их нет. Но если в будущем они у меня появятся, я буду отправлять их, конечно, тебе. Я так виновата в том, что позволила тебе настоять и отправить меня первой и что уступила твоим требованиям! Теперь ты застряла в незнакомом месте, не зная, что делать дальше. Но пойми меня правильно: жизнь тут тоже нелегка.

И зарабатывать здесь не так просто, как мы себе представляли. Я не верю во все эти рассказы о том, что можно быстро разбогатеть. Танцы здесь есть только в кино. Большую часть дня я убираюсь в чужих домах, и мне платят двадцать пять центов. Тебе может показаться, что это большие деньги, но здесь столько стоит простой ужин. Так что откладывать деньги очень сложно. Но ради тебя я готова голодать.

В последнем письме отец говорил, что чуть не умер от злости, когда узнал, что Фу Нань потерял чернильный бизнес в Пекине. Мой бывший муж вернулся в Бессмертное Сердце и теперь просто валяется без дела, но Чан его не порицает, а говорит, что его сын — настоящий герой войны, который потерял два пальца, спасая жизни. Думаю, ты догадываешься, что я думаю по этому поводу. Самое страшное, что наша семья все еще должна поставлять тушь, не получая никакой прибыли, лишь немного уменьшая долг. Вот почему всем пришлось заняться чем-нибудь еще: плести корзины, латать, чинить и делать грязную работу. Из-за этого мать все время жалуется, что мы пали ниже своих жильцов.

Она просит, чтобы я поскорей разбогатела и вытащила ее из этой адской клоаки.

Я чувствую большую ответственность и большую вину».

Когда я прочитала это письмо, мне показалось, что топор отрубил мою уже мертвую голову. Все это время я напрасно ждала в Гонконге. Я могла прождать тут год, десять лет или всю оставшуюся жизнь, среди этих несчастных людей, чьи истории были страшнее моей. Я никого здесь не знала и очень скучала по друзьям.

Никакого шанса попасть в Америку у меня не было. Я его упустила.

На следующий день я собрала вещи и отправилась на железнодорожную станцию, чтобы вернуться в Пекин. Я выгребла все остававшиеся у меня деньги.

— Этого недостаточно для билета, мисс, — ответил мне кассир.

Но как такое может быть?

— Деньги сейчас стоят меньше, поэтому все подорожало, — объяснил он.

Тогда я попросила билет ниже классом. Но он ответил, что у меня не хватает денег даже для самого дешевого билета. Кассир указал на стену, где висела таблица со стоимостью проезда.

Итак, я застряла. Первой моей мыслью было написать Учителю Паню или Сестре Юй, но потом я решила никого не беспокоить. Я подумала, что лучше заложу свои ценности. Однако, присмотревшись к ним, я поняла, что они ценны только для меня: записная книжка Кай Цзина, курточка, которую Гао Лин дала мне, когда я уезжала в приют, страницы, исписанные Драгоценной Тетушкой, и ее фотография.

Но у меня еще была гадательная кость.

Я развернула мягкую тряпицу, в которой она хранилась, и стала рассматривать символы, нацарапанные на одной из сторон. Не зная, что они означают, я понимала, что их нужно сохранить. Раньше гадательная кость стоила в два раза больше драконьей кости. Мне пришлось обратиться в три разные лавки. Первая принадлежала костоправу. Он сказал, что больше не пользуется костяным порошком для изготовления лекарств, но моя кость показалась ему необычной, и за нее он был готов дать немного денег. Он назвал цену, которая меня удивила, потому что этих денег было почти достаточно, чтобы купить билет второго класса до Пекина. В следующей лавке торговали украшениями и сувенирами. Хозяин лавки взял увеличительное стекло и, несколько раз перевернув кость, очень внимательно осмотрел ее. Он сказал, что кость настоящая, но не лучшего образца. А потом предложил мне цену, сопоставимую со стоимостью билета первого класса до Пекина. Третья лавка торговала антиквариатом для туристов. Как и в предыдущей лавке, хозяин внимательно осмотрел кость через специальное устройство, потом позвал еще одного человека, чтобы и тот взглянул. Затем они стали задавать вопросы: где я ее нашла и как у такой девицы, как я, могло появиться такое сокровище. Ах, я внучка костоправа! А давно ли я в Гонконге? Ах, жду приглашения в Америку! Неужели кто-то уехал в Америку без такого сокровища? Так я ее у кого-то взяла? Какой ужас, сейчас в Гонконге развелось столько воров! Может, я одна из них? Мисс, вернитесь, вернитесь, или мы вызовем полицию!

Я выбежала из этой лавки, рассерженная и униженная. Но мое сердце гулко стучало в груди, потому что я поняла, что кость, которую я держала в руках, стоила очень больших денег. Вопрос: как ее продать? Она принадлежала моей матери, а до нее — моему деду. Эта кость связывала меня с ними. Как я могла отдать ее в руки чужим людям, чтобы на вырученные деньги покинуть свою землю и могилы предков? Чем больше я об этом думала, тем решительнее становилась. Кай Цзин был прав: в моем характере была сила.

Я составила план. Мне нужно снять дешевый угол для проживания, пусть даже дешевле, чем провонявшая рыбьей требухой каморка, и найти работу.

Несколько месяцев я буду откладывать деньги, и, если за это время у меня не появится возможность получить визу, я вернусь в Пекин. Там, по крайней мере, я смогу устроиться в школу в каком-нибудь приюте и дальше ждать вестей от сестры, но уже в комфорте и среди знакомых людей. Если Гао Лин сможет добыть мне визу, я вернусь в Гонконг. Если нет — не страшно, я останусь в Пекине и стану учителем.

В тот же день я переехала в дешевое жилье: комнату, которую мне пришлось делить с еще двумя женщинами, одна из которых была больна, а вторая страшно храпела. Мы по очереди спали на койке: храпящая девушка утром, я — днем, а больная — после меня. Те из нас, кто бодрствовал, выходили на улицу и бродили в поисках надомной работы: мы предлагали починить обувь, подшить шарфы, сплести корзины, вышить воротнички, раскрасить миски — все что угодно, чтобы заработать доллар. Так я прожила месяц, но, когда поняла, что больная девушка не перестает кашлять, съехала в другое