но я протягиваю руку, склонив голову, ожидая, когда он сделает следующий шаг. Скуление грохочет глубоко в его горле, когда он прижимает свою морду к моей ладони, и звук удовлетворения, который следует за этим, словно музыка для моих ушей.

Я смотрю ему в глаза. Цвет, который я искала в каждом лесу.

— Я скучала по тебе, мой милый мальчик.

Он наклоняется ближе, прижимаясь своим лбом к моему, хлопая крыльями и топая ногами. Связь больше не тянет меня никуда, она полна. Это похоже на то, как лежишь в траве после битвы, впитывая солнце и мир. Я смеюсь над тем, каким игривым быстро стал Сорин, но я знаю, что он хочет расправить крылья.

— Летай всю ночь, милый. — Я отступаю назад, чтобы снова впитать его. — Найди меня утром.

Он снова визжит, мягко подталкивая мою ушибленную ногу, пока я провожу рукой по его чешуе, прежде чем он улетает в ночь, к нему присоединяются еще четыре ярко окрашенных дракона, танцующих в звездах. С пламенем за моей спиной, я поворачиваюсь и вижу, что Кейден смотрит на меня с приоткрытыми губами… смотрит на меня так, словно увидел богиню.

ГЛАВА 42

Единственное, что двигает мое израненное, больное тело через ледяной лес — это решимость. Мне понадобится как минимум два чайника чая, чтобы остановить ледяное жжение в горле, и обжигающая ванна, чтобы вернуть ощущение в пальцах ног. На этой высоте мы можем достичь Эмер гораздо быстрее, чем во время нашего путешествия в Имират, но это мало меня утешает, когда в остальном тихий лес пронизывают навязчивые звериные вопли.

Мы останавливаемся, и я подношу руки ко рту, чтобы попытаться согреть их.

— Я могу попытаться снова вызвать драконов.

— Лучше не выдавать свое местоположение. Если они послали за нами зверей, значит, они потеряли след. — Кейден подходит ближе, чтобы потереть мне руки, согревая меня трением. Звери смогут отслеживать нашу кровь, вытекающую из ран. — Нам придется пересечь Эмер, но мосты здесь не в состоянии выдержать вес.

Это может быть смертным приговором, особенно когда мы войдем в Этрил. Но у нас нет другого выбора, и мы всегда знали, что путешествие обратно в Варавет будет иметь ограниченные возможности. Наша жизнь складывалась из трудных решений, и у нас никогда не было возможности расслабиться или потакать своим желаниям.

— Я лучше умру, сражаясь, чем буду ждать, пока выбор сделают за меня, — говорю я.

Мы снова начинаем бежать, увеличивая темп, когда вой становится громче. Мои синяки и суровая низкая температура, мучительное сочетание, но, по крайней мере, я знаю, что мои ребра не сломаны. Деревья начинают проясняться, когда перед нами нависает широкая река, разделяющая нас и жуткий Этрил. Мое дыхание улетает от меня, как испуганная птица, когда ледяные брызги попадают на мои щеки.

— Не отпускай, — командует Кейден, делая первый шаг в реку и ругаясь сквозь стиснутые зубы. Я делаю то же самое и давлюсь хныканьем.

Он спрыгивает с крутого обрыва, и вода доходит ему до груди, то есть она доходит до моих плеч, если не выше. Его трясущиеся руки обхватывают мою талию, но вместо того, чтобы помочь мне спуститься, он сажает меня на правое плечо и начинает пробираться сквозь холодную воду.

— Держись. — Он крепче обнимает меня за ноги. — Это приказ, принцесса.

Я делаю, как он говорит, хватаюсь за рукоять меча, висящего у него на спине, и наконец, признаюсь себе, что в стенах, которые я возвела вокруг себя, есть скол, вырезанный в форме его имени. Что-то в нем заставляет меня чувствовать себя живой, и я нахожу место, которое искала, не зная заранее, куда иду.

Отражение белого, мохнатого зверя в воде привлекает мое внимание, и я поворачиваю голову, чтобы посмотреть, как он обнюхивает деревья, где мы только что были. Он такой же высокий, как лошадь, и гораздо более смертоносный, судя по клыкам, торчащим из его пасти, из которой капает яд, и пугающим молочно-белым зрачкам, которые делают его похожим на одержимого.

— Кейден, опусти меня, — шепчу я, но он либо не слышит меня из-за реки, либо отказывается. — Нам нужно спрятаться от зверя.

Зверь увидит нас, если мы выйдем из реки, и весь этот поход будет напрасен. Я не позволю ему умереть ради того, чтобы защитить меня от холода, и врезаю ему ногой в грудь. Внезапная боль сбивает его с ног, и ледяная вода окружает меня. Я задыхаюсь под поверхностью, глотая глоток, пытаясь пробудить свои замороженные рефлексы. Вода пронзает мое тело тысячами маленьких иголок, разрезая каждый дюйм и сводя меня с ума.

— Блять, женщина. Ты что, самоубийца? — кипит он, обхватывая мое тело своим и прижимая мое лицо к своей шее.

— П-прячься.

Он меняет нашу позицию, подставляя течению спину и находя укрытие за скоплением камней. Наши тела дрожат вместе, его — больше, теперь, когда мы неподвижны и оба промокли.

— Я собирался переправить тебя, чтобы дать тебе прикрытие. — Даже сквозь его гнев сквозят нежность и отчаяние. — У тебя ранена голова. Холод усилит любое головокружение.

— Прикрытие? — Мой голос дрожит. — Где?

— Покажи мне эти красивые глаза, Эл. — Он проводит рукой по моей спине и не говорит больше, пока не убеждается, что я его понимаю. — К северу отсюда есть деревня. Продолжай бежать и не оглядывайся.

Я качаю головой, крепче обнимая его за шею.

— Не проси меня сделать то, чего ты бы не стал.

— Я найду тебя, всегда. — Его ледяная рука обхватывает мою щеку. — Ты должна продолжать идти. Никогда не позволяй пламени, которое делает тебя той, кто ты есть, погаснуть. У тебя есть твои драконы, но все это не имеет значение для меня без тебя.

Я говорила себе, что он отвлекает меня на протяжении стольких месяцев, но отвлечения не должны мешать мне спать по ночам, думая, все ли с ним в порядке. Я не должна хотеть потеряться в отвлечениях.

— Я сражаюсь с тобой или убегаю с тобой, но я тебя не оставлю, — я прижимаюсь своим лбом к его лбу. — Брось нож как можно дальше, чтобы отвлечь зверя, и мы вместе доберемся до той деревни.

Я отвязываюсь от него и нахожу опору на каменистом дне реки, когда вода поднимается выше моих плеч. Он вынимает нож из бедра, глядя на меня с недоверием, как будто он одновременно ненавидит и обожает тот факт, что я отказываюсь его бросить. Он больше не говорит и бросает нож, зная, что любой дальнейший спор продлит наше