общего союза собирались через местные отделения, к декабрю 1929 г. Союз баптистов был вынужден приостановить свою деятельность. В мае 1930 г. было экспроприировано здание, в котором располагалась главная контора Союза, библейские курсы и жилье для сотрудников Союза. Руководство Союза евангельских христиан в Ленинграде тоже было арестовано, журнал «Христианин» закрыт. Лидеру евангельских христиан Проханову не разрешили вернуться в Россию из поездки на Конгресс Всемирного союза баптистов в Торонто в 1928 г. В начале 1930 г. Всесоюзный совет евангельских христиан формально прекратил свою работу [История евангельских христиан-баптистов 1989: 222–223; Винс 1997: 184].

Остается тайной, была ли организованная реакция баптистов на эти репрессии, и в частности, если она была, насколько в ней были заимствованы революционные методы борьбы. В октябре 1929 г. Центральный совет Союза воинствующих безбожников (теперь Союз безбожников именовал себя именно так) распространил секретное циркулярное письмо среди своих наиболее доверенных членов. В нем содержался репринт обращения от «кружка активных братьев и сестер при Центральном Совете Баптистских Общин», группы, о которой прежде ничего не было известно. Этот кружок призывал верующих стойко встречать «величайшее гонение», которое на детей Божиих обрушивает Сатана. В частности, в письме говорилось, что баптисты должны бороться с большевиками большевистскими методами:

Чтобы победить врага, – говорилось в нем, – нам нужно овладеть его оружием, изучить его приемы, тактику, методологию. Мы, проповедники евангелия в условиях переживаемого момента, должны заняться серьезным и основательным изучением безбожной печати и литературы [ГМИР, ф. 22, оп. 1, д.?; не обработано]; первая страница письма также в [ГА РФ, ф. 5407, оп. 1, д. 37, л. 1].

Воинственным языком в письме описывалось пролетарское происхождение Иисуса, его коммунистические идеи, а также давались пространные рекомендации, как втягивать безбожников в споры о религиозных вопросах и выходить из них победителями. В конце письма говорилось, что к нему прилагаются «тезисы» «методологического совета» по темам «марксизм и христианство», «религия и наука», «религия и классовая борьба», «религия и крестьянство».

Конечно, возможно, что кризис 1929 г. вызвал к жизни группу воинствующих баптистов, которые вдруг заговорили подобным языком. Однако, куда вероятнее, что это письмо – подделка, созданная, чтобы воспламенить антирелигиозный энтузиазм безбожников, послужив доказательством, что баптисты действительно копируют большевистские методы в контрреволюционных целях. Несмотря на использование религиозных образов и обращения «братья и сестры», в целом сам воинствующий тон письма, его наукообразная фразеология («методологический совет») и сам его формат сильно отличают его от прочих циркуляров Союза баптистов. Хотя Юрий Грачев в мемуарах пишет, что ему рекомендовали в его юные годы в Самаре читать «Безбожник», это нужно было, чтобы получать сведения о страданиях собратьев по вере, а не чтобы черпать оттуда идеи [Грачев 1994: 75]. Хотя функционеры безбожников на Кубани получили порицание от руководства в конце октября 1929 г. за то, что широко распространили письмо среди активистов, хотя оно было чрезвычайно секретным, к концу 1929 г. оно получило достаточное освещение в «Безбожнике» [ГА РФ, ф. 5407, оп. 1, д. 37, л. 5; Рожицын 1929]. В книге 1931 г. о сектантстве в Ивановском округе письмо цитируется как доказательство того, что баптисты сознательно копируют коммунистические методы работы с массами [Попов 1931: 6].

Довольно забавно, что антирелигиозные активисты при большевиках сосредоточили свое внимание на том же, на чем и православные миссионеры при старом режиме, – на признаках организационных успехов евангеликов. Тех и других евангелический активизм заставил задуматься о проблеме отношений режима и народа, продемонстрировал необходимость добровольческой самодеятельности и поднял вопрос о допустимых границах автономии общества от государства. Но условия значительно изменились. В целом, что бы ни утверждали большевики, евангелические общины скорее развивали свои дореволюционные практики организационной работы, чем специально копировали новые, коммунистические. Конечно, новый режим на них повлиял. Но те новые формы сектантской организации, которые в наибольшей степени напоминали структуры коммунистической партии и советского общества, возникли после того, как советская власть официально пригласила сектантов участвовать в социалистическом строительстве. Действительно новым оказалось отношение советского режима к обществу: оно стремилось его мобилизовать, тогда как царизм отличался большей пассивностью по отношению к подданным. Как отмечалось в статье во Friend of Russia от 1924 г., это новое отношение означало, что, если до 1917 г. правительство смотрело на баптистов как революционеров, то теперь новые правители России видели в них контрреволюционеров [More Sufferings 1924: 148].

Организации баптистов и евангельских христиан не получали широкого освещения в прессе до середины 1920-х годов. Однако, когда партия всерьез взялась за мобилизацию общественного активизма в поддержку собственного режима, они вновь обратили внимание на единственных легальных конкурентов партийным массовым организациям. Через полицейское давление, аресты и надзор советский режим смог добиться уже в начале 1920-х годов, чтобы в масштабе всей страны не осталось никаких больших организаций верующей молодежи и чтобы центральные советы баптистов и евангельских христиан публично одобрили военную службу и принудили общины к лояльности советской власти. Однако тревога партийной и правительственной верхушки по поводу возможных последствий НЭПа заставила их вообразить существование бапсомола, построенного по образу комсомола, чтобы начать в прессе дискуссионную кампанию об отношениях партии и народа. Между тем у евангеликов с тем же успехом, что и прежде, продолжалась жизнь молодежных и прочих организаций на местном уровне, и функционировала сеть евангелистов, связывавшая их и способствовавшая формированию новых групп. Когда большевики потеряли терпение, видя, как медленно происходит преобразование советского общества, они обрушились именно на религиозные объединения, стремясь законодательными мерами истребить религию в России.

Послесловие

Постановление о религиозных объединениях, принятое в апреле 1929 г., резко ограничило религиозную деятельность, которая стала уходить в подполье. За несколько месяцев после принятия постановления более ста баптистских руководителей и баптистских проповедников на местах были арестованы; многие получили срок или отправились в ссылку. Общины по всему СССР теряли свои помещения для собраний. В УССР, где у одного только Союза баптистов Украины было приблизительно тысяча общин с 60 000 членов в 1926 г., к 1931 г. осталось меньше десяти местных церквей, зарегистрированных государством [Steeves 1976:257; 26-й Всесоюзный съезд 1927:65; История евангельских христиан-баптистов 1989: 221–227]. Верующие возобновили домашние собрания, как прежде в 1905 г. Многие рядовые верующие испытывали серьезные финансовые трудности, лишившись избирательных прав и членства в профсоюзах, поскольку их участие в собраниях превращало их в глазах государства в духовных лиц [ГА РФ, ф. 5263, оп. 1с, д. 5, л. 31–32, 42–43].

Зимой 1929–1930 гг. Союз баптистов и Союз евангельских христиан были вынуждены прекратить свою работу. Несколько месяцев спустя Центральный совет баптистов был восстановлен под руководством Николая Одинцова, бывшего председателя Федеративного союза баптистов; под давлением ОГПУ