хоры, женские кружки, которым советские альтернативы пока не могут составить конкуренцию. К примеру, смоленский делегат сообщил, что сектантские группы были более привлекательны для крестьян, чем ячейки ОДГБ, чьи антирелигиозные кампании неизменно заканчивались попойками. Кроме того, добавил он, девушки предпочитают сектантские кружки пения комсомолу. В заключении прозвучал вывод, что «самый главный наш конкурент на идеологическое влияние на крестьянство стоит перед нами сектантство» [РГАСПИ, ф. 17, оп. 60, д. 792, л. 112–114]. Предполагалось, что большевикам следует применить больше усилий для того, чтобы реорганизовать повседневную жизнь граждан. Для этого необходимо было сделать коммунистические организации неотъемлемой частью этой жизни.

На этом совещании прозвучали все те положения, которые лягут в основу обвинения баптистов и евангельских христиан в конце 1920-х годов в том, что своей деятельностью они пытаются выстроить свое собственное общество, параллельное советскому. Делегаты говорили, что в первые годы после революции нейтральная позиция сектантов позволяла им развивать «неклассовые» и «внеклассовые» теории и организации. Евангельские христиане и баптисты, в частности, подражали партии с целью создания «обособленной сектантской общественности», на которую не должно распространяться действие большевистской пропаганды [Сектантство 1926:71–72]. В своих выступлениях на совещании участники постоянно применяли к баптистским организациям советские названия и акронимы – такие как, например, женотдел, – намеренно стремясь подчеркнуть сходства и параллели между большевистской и баптистской реальностью. Путинцев также говорил, что евангелики называют определенную группу посетителей своих мероприятий «приближенными» – «по нашему сказать, кандидаты, сочувствующие» [РГАСПИ, ф. 17, оп. 60, д. 792, л. 87,96].

В последующие годы активизировались кампании в прессе и репрессивные меры против сектантов и их организаций. Партия и государство вырабатывало более прямые меры воздействия на сектантские организации на основании сведений, полученных на антирелигиозном совещании агитпропа [РГАСПИ, ф. 89, оп. 4, д. 119, л. 25–26; д. 123, л. 52–66; ф. 17, оп. 113, д. 42, л. 5;д. 231, л. 3]. 22 августа 1927 г. ВЦИК издал секретный циркуляр, предписывающий всем местным властям не давать сектантам никаких привилегий по сравнению с другими организациями. Это значило, что на религиозных собраниях и съездах не могли обсуждаться никакие темы, кроме узко-религиозных, а специальные кружки для детей, молодежи и женщин запрещались [ГА РФ, ф. 5263, оп. 1с, д. 5, л. 81]. Судя по многочисленным жалобам в центральные органы от различных религиозных групп, которые начали поступать вскоре после рассылки этого циркуляра, он действительно широко проводился в жизнь. Центральный совет баптистов послал в ЦИК СССР письмо, в котором говорилось, что в одночасье, «как по сигналу» по всей стране начались кампании в прессе, аресты, отмены собраний и другие формы религиозных преследований. Вожди евангельских христиан послали подобный же адрес, в котором даже открыто высказали свои подозрения, что репрессии начались по заранее подготовленному циркуляру и даже изложили его возможное содержание [ГА РФ, ф. 5263, оп. 1с, д. 5, л. 45–49, 93-102][195].

В 1928 г. предполагаемая угроза образования параллельного общества евангеликов в Советском Союзе была поставлена по главу угла. На 8-м Съезде ВЛКСМ в мае этого года один из главных вождей партии Николай Бухарин провозгласил, что, в связи с общим обострением классовой и международной борьбы, усилилась и борьба между коммунистической партией и ее врагами за советскую молодежь. В качестве главных конкурентов комсомола он назвал религиозные организации. Молодежному крылу партии противостоял «целый ряд сектантских организаций», которые, по словам Бухарина, насчитывали в своих рядах «примерно, столько же, сколько и комсомол. <…> Все эти «баптомолы», «христомолы», «союз верующих молодых людей, – утверждал он, – объединяли большой слой молодых рабочих и крестьян». Кроме того, их трезвый образ жизни импонировал лучшим элементам среди молодежи [Комсомольская правда, 13 мая 1928:3].

Предостережение Бухарина, что сектантские молодежные организации могут перегнать комсомол по темпам роста, вызвало к жизни целый поток статей в газетах и журналах о баптистской – ив особенности о «бапсомольской» – опасности. Летом 1928 г. один из заголовков буквально гласил: «Комсомол не видит, как «Бапсомол» растет. Враг не дремлет!» [Труд, 14 августа 1928: 5][196]. «Комсомольская правда» в августе 1928 г. сообщала, о баптистах, как о «наиболее вредной и сильной секте в настоящих условиях», и утверждала, что коммунистические организации не отвечают на сектантскую угрозу, как должно, а Союз безбожников «пока не массовая организация» [Черневский 1928: 6]. При описаниях религиозного врага постоянно всплывала тема его подобия советскому миру. Так, на конференции московских печатников в октябре 1928 г. один делегат сообщил, что «евангелисты» в Москве «уже не религия, а партия» [ЦГАМО, ф. 699, on. 1, д. 1059, л. 14][197]. С усилением антисектантской кампании появились многочисленные книги и брошюры, посвященные этому предмету, причем все они основное внимание уделяли преимущественно организационной жизни баптистов и евангельских христиан; см., например, [Клибанов 1928: 52–68; Тихомиров 1929: 50–56; Ярцев 1928: 34–36]. Например, в книге с названием «Религия в борьбе за рабочую молодежь» 26 страниц было посвящено стратегиям евангеликов и только 3 – деятельности Православной церкви [Элиашевич 1928: 19–48][198]. В подобных книгах важно было показать, что организационные методы евангеликов были такими же, что и у партии, но что, несмотря на это подобие формы, мораль, которую пропагандировали эти организации противоречила большевистской этике классовой борьбы. Причем целью подобных публикаций была также критика большевистской организации и пропаганды, которой не удалось пробудить еще больший активизм в среде так называемых беспартийных масс.

Но необходимо было объяснить, чем же баптисты могли привлечь трудовую молодежь. Молодой Александр Клибанов, будущий корифей советской науки о сектантах, написал в своей книге 1928 г., что сектанты и комсомол ведут ожесточенную борьбу за многочисленную неприсоединившуюся молодежь. «Ленинский комсомол, – утверждал он, – напрягает все силы к тому, чтобы не отдать ни одного члена своей классовой семьи под власть чуждой и враждебной идеологии». Но ему приходилось признать, что евангелики, возможно, лучше отвечают на потребности молодых рабочих. Описания Клибановым евангелических собраний, на которых он присутствовал, очень лиричны: комнаты просто убраны, чисты и светлы, в них царит здоровая, тихая, семейная атмосфера. «А поставьте-ка рядом наше собрание, – сокрушался он, – да еще где-нибудь в деревне, с сухой монотонной речью докладчика, с шумом и курением! Скажите, где привлекательней?» По его мнению, рабочая молодежь стремилась именно к той социальной атмосфере, которую создавали баптисты. Вот почему молодые рабочие составляли столь значительную часть из тех 90 % молодежи в Мелитопольском округе, которые, по словам Клибанова, находились «под влиянием бапсомола», или тех 50 % молодежи, которые привлекал «христомол» в Самаре. Причины, утверждал он, были ясны: «Рабочая молодежь тянется теперь к культуре. Она требует здоровой, культурной, трезвой жизни. И в той или