Слава оставил Микин билет на столе, а сам вернулся в гостиную и попытался продолжить жить своими обыкновенными обязанностями. В десять проснулся Ваня, Слава сделал ему омлет в виде пениса. Ваня просил в виде зайца, но яйцо неправильно растеклось, и получилось то, что получилось – и Слава, и Ваня тактично сделали вид, что это не пенис.

Они успели посмотреть первую часть «Ледникового периода», прежде чем Слава услышал, как в детской началось шевеление, и метнулся к сыну. Он сам не понял, с какими чувствами это делает: вроде и беспокойство («Он себя нормально чувствует?»), а вроде и злость («Сейчас посмотрю в эту наглую рожу»).

Мики сидел на кровати со своим обыкновенным хмурым лицо, и Слава понял: всё нормально. Поэтому начал злиться ещё сильнее – вот было бы не нормально, вот если бы он бледнел, хрипел и блевал, можно было бы хотя бы пожалеть, а так…

— Доброе утро, — проговорил Слава, скрывая едкую злость в голосе.

Мики ничего не ответил, сонно обвёл взглядом комнату, и Слава почти торжественно объявил:

— На столе твой новогодний подарок.

Сначала он обрадовался («Правда? Можно домой?»). Слава так и хотел. А потом огорошено переспросил: «Ты отсылаешь меня?». И этого Слава тоже хотел. Пусть получит такие же эмоциональные качели, на которых он, вот уже десять лет, только и делает, что прокатывает Льва и Славу.

Наверное, он был жесток в тот момент. Лев любил повторять: «Любящий родитель должен быть иногда жестоким».

Мики всё отрицал: это была просто вечеринка, это было только один раз, какая травка, я не курю травку… Чем больше он отпирался, тем противней становилось Славе. Когда ты вырастил наркомана – это одно, а когда лжеца, труса, манипулятора и просто безответственного хама – другое. Если объединить всё в одно – получится третье. И это третье – его сын.

Слава взял его телефон со стола, протянул и приказал:

— Разблокируй.

Наступала самая неприятная фаза разговора. Под ложечкой противно засосало.

— Зачем? – Мики выпрямился, словно приготовился драться.

— Хочу посмотреть.

— Чё за бред, папа?

— Задаюсь тем же вопросом последние пару лет жизни с тобой.

— Это вообще-то ненормально, — напомнил сын. – Ты не имеешь права шариться в моём телефоне. Личные границы и всё такое. Не слышал об этом?

Слава усмехнулся про себя: вот и его вежливое воспитание. Он думал, мимо прошло, а нет – на месте. Только всплывает против него же.

— Слышал, — согласился Слава. — Говорят, это работает с детьми, которые не употребляют наркотики.

Мики отвернулся, давая понять, что не скажет пароль. Слава вздохнул: он сотни раз видел, как сын включает главный экран, и никогда комбинация цифр не менялась. Ему и не нужно было просить, но вот так – через просьбу – он пытался сохранить остатки гордости: и своей, и Микиной.

— Я же всё равно его разблокирую, Мики, — сообщил Слава. — Ты просто оттягиваешь неизбежное.

Сын не отреагировал на его слова. Слава начал набирать пароль сам – один раз специально ошибся. Почему-то было неловко вводить безошибочно с первого раза.

— Месяц и дата рождения, — протянул Слава. — Я думал, ты умнее.

Мики пожал плечами:

— Ну, извини.

Во внутреннем обустройстве Микиного смартфона угадывался характер Льва: идеальный порядок на рабочем столе, приложения рассортированы по папочкам, а там, внутри папок, ещё и выстроены в алфавитном порядке. Славе это было только на руку – упрощало поиск.

Он нажал на иконку Телеграма – главного виновника всего плохого по мнению родителей и Роскомнадзора – но не успело приложение прогрузиться, как Мики кинулся к нему и принялся отбирать телефон. Слава машинально оттолкнул его, сильнее, чем хотел, и сын приложился о столешницу. Славу кольнуло чувство стыда, которое Мики тут же нивелировал своим хамским вопросом: — Пытаешься вести себя, как он? — он скривил губы в усмешке. — Хреново получается.

— Мне всё это не более приятно, чем тебе, — устало ответил Слава.

— Так отдай мне телефон.

Он покачал головой:

— Нет. Хватит с меня демократии.

Мики ещё раз попытался выхватить телефон из его рук, но Слава, увернувшись, выскользнул за дверь, как ниндзя: вот и пригодилось джиу-джитсу. Правда, совсем не так, как он думал.

Следующие два часа Слава потратил на методичное изучение Микиных переписок. Когда закончил, ему захотелось помыться.

Выполняя суровые указания Льва, Слава в глубине души надеялся: то, что они найдут, докажет им, что они переволновались. Ну, это же подросток! Да, попробовал наркотики один раз, ну и что? А то, что травку курит – так он, может, и не курит. Может так, иногда… Разве не все так делают? Слава сам видел этих подростков, без утайки сидящих в парке с косяком между пальцами. И у Мики, наверное, обыкновенное любопытство.

Но он сделал поиск по сообщениям. Слово «марихуана» встречалось в переписке с Майло каждый день, в переписке с другими людьми – несколько раз в неделю. Синонимичные названия – все, до которых додумался Слава – ещё чаще. Каждый день своей жизни их сын говорил о траве: где достать, как достать, где курить, если достал, когда курить, под что курить, будут ли они курить вместе…

Главный дилер был очевиден – Майло. Добродушный парень с наивной улыбкой, который разглядывал картину Ван Гога в их квартире и задавал очаровательно-глупые вопросы. В какой-то момент Слава начал злиться на него даже сильнее, чем на Мики, но чем ниже пролистывал диалоги, тем больше причин для злости в адрес сына находил: странные знакомства, непонятные парни и девушки старше его на несколько лет, предложения секса в обмен на косяки (и это Мики! Мики себя предлагает!) Он смотрел на даты и вспоминал, что делал в эти дни: смотрел кино с Максом, ходил на свидания с Максом, сидел в больнице с Ваней, водил Ваню на физкультуру, был с Максом в кафе… Значит, в дни, когда у него, у Славы, была обыкновенная жизнь, у Мики была вот такая?

Злость, не найдя выхода, осела внутри – это же он во всё виноват! Как он мог ничего этого не заметить?

Не обратив внимания на время, он позвонил Льву, в глубокую сибирскую ночь. Тот ответил быстро и сразу спросил:

— Всё в порядке?

Слава выдохнул:

— Ну, не считая нашего сына…

— Я договорился, завтра съезжу в больницу, узнаю условия.

— Я изучил