– Гэллоуэй за ними не возвращался, – подтвердил Генрисон. – В его бараке уж с две недели не гаснет свет, да я и сам встретил его вчера вечером в лавке.

– Он не рассказывал, что у него с лицом? – поинтересовался бригадир.

– Нет, и люди не торопились расспрашивать.

Молча оглядев заиленное русло ручья, Генрисон повернулся к Россу:

– В этом ручье, бывало, и форель тоже водилась. Мы с тобой не раз тут рыбачили, набирая приличный улов на ужин. А сейчас и жалкого головастика не поймаешь.

– Тут и дичь была, – поддакнул Росс. – Олени, кролики, еноты…

– И белки, и медведи, и бобры, и рыси… – добавил Генрисон.

– И горные львы, – вставил его собеседник. – Лет с десяток прошло, как я видел пантеру на этом самом месте. Только больше уж никогда мне ее не увидеть… – Росс прикурил самокрутку и, глубоко затянувшись, медленно выпустил дымок изо рта. – И ведь я тоже участвовал в разорении долины…

– Нам всем нужно было кормить семьи, – напомнил Генрисон.

– Да уж, нужно было, – проворчал Росс. – Вот только интересно, чем мы будем кормить домочадцев, когда все деревья уже вырублены и работы не осталось?

– По крайней мере, у того зверья, что сумело выжить, скоро будет где спрятаться, – сказал Генрисон.

– Ты про новый парк? – уточнил Стюарт.

– Да, дружище. Одна беда: нам с вами путь туда заказан.

– Моему дяде, что живет на склоне гряды Хорстроу в Северной Каролине, велели убраться со своей земли к следующей весне, – подтвердил Стюарт, – а ведь это даже дальше от границы штата, чем прямо отсюда.

– Вышвыривают людей на все четыре стороны, чтобы запустить туда дикую живность, – пояснил Росс. – Чертовски здравая мысль.

Внимательно слушавший их беседу, но до поры молчавший Снайпс водрузил очки на переносицу, чтобы обвести взглядом остатки долины.

– Совсем как те земли во Франции. Именно так все там и выглядело, когда власть имущие объявили, что дальше нам уже можно не воевать. В точности то же чувство.

– Что за чувство? – спросил Генрисон.

– Будто после всех смертей и разрушений уже ничего и никогда не сможет здесь подняться. Даже те, кого война и не коснулась, на своем горбу ощутили эту тяжесть. Все равно что пытаться строить новую жизнь посреди кладбища.

Росс кивнул.

– Воевал-то я месяца три всего, в самом конце, но ты прав. В подобных местах чувство как раз такое. Будто там сгинуло столько народу, что вместе с людьми умерла и сама земля.

– А я ее всю пропустил, – похвастал Генрисон. – Войну то бишь.

– Не радуйся, – осадил его Снайпс. – Очередная война вечно на подходе, в чем сходятся все историки и философы, кого ни возьми. Один безумец в Германии уже готов опять подпалить Европу, точно вам говорю. А если порешат этого, его место непременно займет кто-нибудь другой.

– Так всегда и бывает, – поддакнул Росс.

Стюарт покосился на Макинтайра:

– А ты что думаешь?

Остальные тоже повернулись к проповеднику, не особо ожидая отклика, но все же надеясь увидеть, пробежит ли у него по лицу хоть тень в ответ на их слова. Оторвав взгляд от земли под ногами, Макинтайр задумчиво воззрился на окружающий собравшихся грандиозный пустырь, где не осталось ни единого живого существа. Последовав его примеру, другие рабочие тоже уставились на дело своих рук, сохраняя молчание и неподвижность. Когда Макинтайр все же заговорил, в его голосе не слышалось былого напора, зато в нем была торжественность, исполненная такой глубины смирения, что все заслушались.

– Я думаю, именно таков будет конец света, – произнес Макинтайр, и никто из лесорубов даже не попытался ему возразить.

Глава 36

Вечером следующего дня Серена с мужем одевались, чтобы торжественно отметить тридцатилетний юбилей Пембертона. Большая часть мебели уже исчезла из дома: ее собрали и увезли в новый лагерь. Когда Пембертон шел через всю спальню к платяному шкафу, его шаги гулким эхом отдавались в опустевших комнатах. В лагере оставалось всего с дюжину обитателей: Гэллоуэй, несколько поваров и кухарок да еще рабочие, которые сворачивали рельсы железнодорожных веток для отправки в округ Джексон. Долина источала почти что звенящую тишину.

– Где Гэллоуэй пропадал по утрам в последние дни? – поинтересовался Пембертон.

– Отлучался по работе. Только не скажу, чем он был занят и где.

Вслед за мужем подойдя к шкафу, Серена достала то самое зеленое платье, которое уже надевала на званый обед у Сесилов.

Пембертон улыбнулся:

– Мне казалось, между нами нет секретов.

– Их скоро и не останется, – заверила его Серена. – Все тайны будут раскрыты сегодня же вечером.

– На празднике?

– Да.

Натянув платье через голову, Серена позволила шелку сбежать вниз мелкими волнами, а затем разгладиться на коже, не обремененной нижним бельем. Стоило разок провести ладонями по ткани, и та окончательно уступила изгибам тела хозяйки.

Отойдя к зеркалу, Пембертон повязал себе галстук. Придирчиво рассматривая результат, он увидел в стекле отражение жены: она стояла позади и чуть левее, наблюдая за ним. Он вернул узлу галстука симметрию и подошел к бюро, чтобы взять запонки; Серена же осталась на месте и смотрела теперь на свое отражение, в одиночестве застывшее в овале зеркала. За последний год волосы у нее отросли ниже плеч, но к празднику их заплели в тугую косу и обернули вокруг головы, обнажив частичную бледность шеи. Глянув на часы, Пембертон с сожалением убедился, что время встречать гостей уже почти настало. «Подождут», – решил он и подошел к жене со спины. Положив левую руку на талию Серены, он губами коснулся белизны шеи под затылком.

– Всего две недели до нового праздника, – напомнил Пембертон. – До твоего тридцатилетия, я имею в виду. Мне всегда нравилось, что наши дни рождения так близко. – Он придвинулся еще ближе, чтобы увидеть в зеркале оба их лица. Зеленый шелк холодил ему пальцы.

– Хочешь, чтобы и день рождения у нас был общим? – пошутила Серена.

Улыбнувшись, Пембертон поднял ладонь и обнял ею правую грудь жены. Опоздания на несколько минут никто и не заметит. В конце концов, это его праздник.

– К чему желать большего? – произнес он. – Нам вполне достаточно и того, что мы вместе.

– Ты уверен?

Вопрос прозвучал холодно и с долей скептицизма, удивившей его. Казалось, Серена готовится еще что-то добавить, но она умолкла и, выскользнув из объятий мужа, оставила его стоять перед зеркалом в одиночестве.

– Пора встречать гостей, – напомнила она.

Пембертон допил виски, сразу плеснул еще порцию, а потом одним глотком осушил и ее тоже. Оставив опустевший стакан на прикроватном столике, он догнал Серену, и они