Персептрону намекнули клавишами дисплея: это «то», что надо искать.

Улов стал попадаться чаще.

Центральное скопление галактик в шторме, звезда с единственной планетой, а на ней коровы. Может, и не коровы, четкость сильно играла, но из всего живого эти существа, с продолговатым, раздутым посередине корпусом на четырех подставках со склоненными мордами, более всего ассоциировались с ними. Морды были склонены к краю бурного темного потока – похоже, шел водопой (впрочем, может, и не «водо-»). И по другому берегу потока змеились, не пересекаясь, узкие желтые полосы – «коровьи тропы». Это, хоть и сильно дополненное воображением, тоже было свое, родное: есть существа, которым надо к чему-то (к ручью) склониться, чтобы «попить», и затем двигаться с целью дальше – «пастись».

Окраина скопления галактик в иной метапульсации, ядро «Андромеды-187», Желтая звезда, четвертая планета с повышенной против Земли сухостью, гористая твердь с редкими вкраплениями озер…

…И ползет по широкому ущелью нечто извивающееся, долгое, овальное в сечении, ребристое (или гофрированное?) – полосы играют в такт изгибам. Сдвиг в тепловой спектр – светится долгое, светится, зараза: впереди по движению и сверху – ярче, к хвосту и вниз – слабее.

Выходит, теплее среды – существо! За ним среди пятен-валунов остается гладкий след-желоб. Вот приблизилось к овальной, под свой размер, дыре в стене ущелья, втянулось туда целиком. Может быть, не змея это, не гигантский червь – транспорт?!

…А около другого свища на той же планете: огромное, уносящее ствол и ветви за кадр дерево впилось в почву судорожно скрюченными корнями. И продолговатые юркие комочки возле. Их что-то испугало – спрятались меж корней. По движениям ясно было, что от страха прятались.

– Как просто все, как глупо… – задумчиво прокомментировал Толюня эти кадры, когда зажгли свет.

– О чем ты? – спросил Корнев.

– О жизни нашей. И об ассимиляции-диссимиляции как ее основе. Знаете, почему мы различаем, где целесообразные действия, где кто питается, куда стремится и чего боится? – Анатолий Андреевич рассеянно оглядел всех. – Потому что живые существа нашего уровня не есть цельности. Они… то есть и мы сами – просто наиболее заметные… подвижностью, наверное? – части круговорота веществ и энергий в процессах большой жизни. Той самой, что видим в режимах «кадр-год» или еще медленней: материков и планет в целом. И звезд-событий, и галактик. Там тоже что-то от среды, от общего потока времени, что-то у каждого образа свое – но активность есть, а целесообразности нет.

– Жертвенность как альтернатива сделке, – вставил Пец, который присутствовал на просмотре.

– Может быть… – взглянул на него Васюк-Басистов. – Или свобода как дополнение необходимости. Эти круговерти веществ, тел, энергий объединяют все: существа, их стремления и страхи, объекты стремлений и страхов, действия по достижению целей, результаты действий, новые чувства и цели… – все! Во всех масштабах и временах. А мы, части, вообразившие себя целым, в иных мирах выделяем коллег по заблуждениям, чувствами понимаем их… то есть себя опять-таки! – и называем это «объективным восприятием мира». А намного ли оно объективней заботы о своей семье?..

Слушали, кривились, комментировали.

Корнев. Страшный ты, однако, человек, Толюня!

Буров. Растут люди…

Любарский. Вот видите, выходит, Энгельс таки был прав в своей уничижительной трактовке нашей жизни как процесса питания и выделения. Куда от этого денешься, раз мы не цельности, а части среды!

Панкратов. Да-да, главное, чтоб классик был прав, а что мы есть на самом деле – дело десятое!

Вникали, отметали, поправками «то – не то» и дополнительной информацией о земной жизни все более настраивали персептрон на поиск сложной целесообразной деятельности.

Ящеры – это была наибольшая удача.

III

…Оставшийся за изгородью ящер притянул вплотную к ней волокушу, перепрыгнул через жерди, легко двинулся навстречу первому, принял от него груз. Тот вернулся к двускатной крыше. А этот уложил на волокушу каплю-бурдюк, опять кинулся встретить товарища, который вынес еще более крупный бурдюк. Оба то и дело посматривали вдаль и на стоявшего на углу третьего.

Все было диковинно в съемке, экзотично, инопланетно: многоствольные деревья с листьями-пиявками на конических ветвях, розово-голубое освещение от невидимого за облачной мутью светила, лоснящиеся скаты неровных длинных крыш, облик существ и перламутровый блеск их чешуи. Но смысл их осторожных, с оглядками движений был целиком понятен. Наблюдателей роднил с наблюдаемым масштаб 1:1 во времени и пространстве. Если бы сотрудники лаборатории MB орудовали у той изгороди, они управились бы за такое же время, может даже малость быстрее.

– Воруют, подлецы, – негромко молвил Буров.

– А того малого на шухере поставили, – добавил Ястребов. – Во дают!

…Накидав в волокушу десятка два капель-бурдюков, два крупных ящера перескочили изгородь и взялись за оглобли. Третий подталкивал волокушу сзади. Процессия удалилась в лес.

И дальше пошло несущественное: материк с заоблачной дистанции, меняющийся-живущий в темпе «кадр-год», планета в сверкающем вихревом облаке ионосферы, изменившаяся в эллипсоидную галактика с огромным ядром, мерцающие вспышки сверхновых на ее краях… Пленка кончилась, зажегся свет.

IV

Некоторое время все молчали. Собирались с мыслями и пытались справиться с чувствами.

– Нет, ну что… – нерешительно потер лысину Варфоломей Дормидонтович, возвел брови. – Сложная организованная деятельность с распределением функций, животные так не могут. Наличествуют сооружения, изделия. Развито понятие собственности. Цивилизация?..

– «Собственность есть кража», как говорил Прудон, – добавил Миша Панкратов. – Так это или нет, но наличие собственности можно установить по факту кражи.

– Если бы не катаклизм миллионы лет назад, то, весьма вероятно, и на Земле разумной формацией сейчас оказались бы ящеры, – развивал мысль Любарский. – Гуляли бы с магнитолами по паркам, смотрели кино, пили пиво…

– Вы не о том… нет-нет! – Буров в волнении поднялся с кресла, принялся ходить вдоль стены. – Как хотите, но, по-моему, это апофеоз… или апогей? Словом, вершина, Маттегорн, Джомолунгма всей нашей деятельности. Нет-нет, Александр Иванович и все, не прерывайте, я должен высказаться – иначе я взорвусь и заляпаю стены! Смотрите: героическими действиями захватывают Шар, глыбу неоднородной материи – более общий случай пространства-времени согласно великой теории. Осваиваем, изучаем, героическим трудом сооружаем полукилометровую башню, геройским рывком – аэростатную кабину. Наблюдениями и страшным усилием мысли открываем Мерцающую Вселенную – первичную вселенскую Книгу бытия, написанную микроквантами в вечности-бесконечности… – Похоже было, что Виктор Федорович действительно разозлился: говорил сильным грудным голосом, к месту жестикулировал, сами приходили слова – гнев выливался в речь. – Новая героика мысли и инженерного труда: изобрели способ полевого управления барьером в НПВ, создаем систему ГиМ, затем и пространственные линзы, и метод синхронизации… можем в Меняющейся Вселенной исследовать и понять все!.. И как же мы используем потрясную возможность исследовать и понять мир?