земли полян и древлян, и путь этот, сперва вверх по Припяти, потом по Горине либо Стыри, займет еще около месяца. Благодарить богов за возвращение Амунду было рано, однако он хорошо знал, что делал: принеся жертвы в киевском святилище, он станет гостем не только князя, но и богов, а значит, обеспечит себе полную безопасность, даже если его прямо уличат в предательстве.

Но пока таких улик не было, Хельги не мог преградить Амунду путь в святилище.

– Будь жив! – ответил он. – Уж кому и благодарить богов, как не тебе, – ты ведь привез домой дружину и добычу, а самые тяжкие потери пришлись на долю других.

– Моей вины в этом нет! – Амунд шагнул еще ближе и стал вплотную к груди княжьего коня. При этом его лицо оказалось на одной высоте с лицом сидящего в седле Хельги, и тот внутренне содрогнулся, еще раз осознав великанскую природу своего собеседника. – Если люди могут сомневаться, то богам известна правда. Мне нечего бояться предстать перед ними.

Хельги еще раз кивнул, приглашая его за собой, и тронул коня. Амунд стоял, уперев руки в бока и пропуская мимо себя княжескую семью и ближников. Брюнхильд почувствовала на себе его взгляд, но не подняла глаз, даже чтобы поздороваться.

Вверх по склону, по тропе, где по обочинам толпились кияне, ехали шагом. Когда у ворот вала сошли с седел, Амунд с его боярами уже поднялись следом. Хельги первым вошел на площадку, пройдя между столбов-чуров, в честь этого события одетых в белые «печальные» сорочки; у одного, что справа, бородатого, на голове была черная шапка, у другого, слева, с гладким лицом, повязан темный убрус. Это были Кий и жена его Улыба, но кияне часто звали их просто Дедом и Бабкой.

На вершине Святой горы рос дуб, а перед ним лежал камень – середина и источник всего света белого для Полянской земли, те самые Сыр Матёр Дуб, Бел Горюч Камень, что упоминаются в песнях и заговорах. В заговорах на камне стоят старцы-деды, когда тридцать три, а когда и семьдесят семь. Здесь их было перед камнем трое: Угор, Осляда и Поздень – трое самых старых киевских старейшин. Двое крайних стояли, сжав узловатые загрубелые руки на резных навершиях посохов – знаков их власти над родом, – а третий, Осляда, самый рослый, в середине, держал старинный, из бронзы отлитый молот. Дубовая его рукоять когда-то тоже была покрыта резьбой, но та почти сгладилась от множества лет, под воздействием множества рук. Дерево потемнело – не только от времени, но и от бесчисленных капель жертвенной крови, со времен Кия падавших на него. Самой важной своей удачей Хельги Хитрый считал то, что старейшина земли Полянской когда-то доверила ему этот молот, который брали в руки ее древние князья-«пахари», принося жертвы. Молот по-здешнему назывался «кий», и само это слово было не именем, а почетным званием очередного владыки; умирая, они все сливались в памяти полян – своих потомков – в единый образ князя-кия, посредника между ними и их богами. Хельги Хитрый не принадлежал к роду тех богов, но сумел получить права их наследника. И сегодня, когда взор его упал на знакомый молот, в голову впервые пришла тревожная мысль: а сам-то он кому его передаст?

Бронзовым воплощением молнии небесной Хельги сильно ударил в лоб рыжего бычка, что держали старцы. У бычка подломились ноги, и старцы отошли, чтобы не придавил. Их сменили старшие оружники – Фарлов, Вильмунд и Хродлейв, уложили животное возле камня. Хельги перерезал бычку горло, Бранеслава подошла и подставила старинную чашу под темную струю. Белое платье ее и руки тут же покрылись россыпью кровавых брызг. Держа в одной руке чашу, а в другой – метелку из еловца, она окропила корни и ствол дуба, камень-жертвенник, куда положили голову бычка, потом и толпу.

– Боги небесные! – произнес Хельги, глядя то в крону священного дуба, то в хмурые небеса. – Перун, Дажьбог, Сварог, Стрибог и ты, мать Макошь! Примите нашу жертву. Благодарим вас за тех, кто из дальних краев живым вернулся. И далее не оставьте нас, боги, милостью и защитой.

Для Велеса и Марены жертвы приносят отдельно – те, что отдаются подземным владыкам целиком, не разделяя с ними угощение.

Старцы подошли и принялись разделывать бычка. Вооруженные богатым опытом, они делали это так ловко, что их белые одежды почти не пачкались в крови. Отроки-внуки держали котлы, куда складывали отдельно части для богов, отдельно для людей.

Князь остался у камня и сел на землю. Расстелил перед собой белый платок и вынул из кожаного мешочка на поясе другой мешочек, плотного синего шелка. Карл уселся напротив него, с другой стороны платка. В молчании многочисленная толпа наблюдала, как князь обращается уже к другому богу – Отцу Колдовства своих северных дедов, как шепчет вопрос, поднеся ко рту таинственный мешочек, а потом, закрыв глаза, запускает руку внутрь, вытаскивает сперва один небольшой кругляшок ясеневого дерева, потом второй, потом третий, раскладывает их на платке гладкой стороной вверх.

«Скажи мне, великий Один, Отец Колдовства, – могу ли я скоро вернуть мою удачу, что внезапно покинула меня? Стоит ли мне сейчас собирать войско вновь и вести его на хазар, убивших моего сына?»

Хельги перевернул один кругляшок и увидел руну Одаль. И вздрогнул – из очертаний этой руны, похожей и на человеческую голову, и на кровлю жилища, на него будто глянуло лицо самого Одина. «Сиди-ка дома! – будто вслух сказал ему Отец Ратей, знающий, кому оружие принесет удачу, а кому нет. – Здесь ты огражден от бед, но если сделаешь ошибочный шаг вовне, то останешься одиноким и утратишь свое главенство над людьми».

Подняв глаза, Хельги взглянул на Карла – тот покачал головой. Хельги перевернул вторую руну, и она ничем его не утешила – Наутиз. Эта руна не советует спешить – у богов нет для тебя успешной дороги. Три Девы Источника не хотят отворить двери твоим желаниям, и тот, кто противится их воле, лишь погубит себя окончательно.

– Тяжкое время ты проживешь, станешь сильней, закаленным, как меч, – прошептал Карл послание руны.

Одно утешает: Девы Источника ясно видят его сейчас и не скрывают своей пряжи, подумал Хельги. Перевернул третью руну. Узур – Дикий Бык. Хельги внутренне вздрогнул, соприкоснувшись с этой силой.

– Пусть спокойно умрет то, что умерло, – зашептал Карл. – Пусть Бык стопчет то, что отжило, не стой у него на пути, будь осторожен и жди перемен.

– Это значит, что Грим и правда мертв? – Хельги взглянул