не столь устойчива, как у некоторых.

Я бросил осуждающий взгляд на Двачевскую, которая лишь невинно захлопала ресницами.

— Почему сразу голым и бежать? У тебя, Семён, какие-то извращённые наклонности. Неужели ночью можно заниматься только этим?

— Э-э-э…

Повисло неловкое молчание. Алиса, казалось, наслаждалась моим смущением.

— И долго ещё идти, Сусанин? — спросила она, возвращаясь к обычному тону.

— Вон забор показался уже, — облегчённо выдохнул я, радуясь, что нашёл повод закончить этот разговор.

Предупреждающая надпись «Запретная зона» у входа Двачевскую нисколько не смутила, и мы вошли внутрь через незапертую калитку.

Ночью я толком не разглядел место своего пробуждения, поэтому сейчас с любопытством озирался по сторонам, не уступая в этом своей спутнице. Высокий забор огораживал узкую полосу берега у реки. У забора земля была покрыта густой, высокой травой, а ближе к воде — наносным, чистым песком. Если включить воображение, можно было представить себе уединённый пляж, скрытый от посторонних глаз. Здесь же стояла странная металлическая будка, собранная из листов железа. Она напоминала гараж с односкатной, почти плоской крышей. Краска на стенах облупилась, а сам металл покрылся рыжими разводами ржавчины. Из будки торчала металлическая труба, уходящая в реку.

Алиса, восторжённо оглядываясь, обошла огороженное пространство:

— Ого, вот это да! Вот где нужно купаться по ночам! Да и вообще — и купаться, и загорать! А тут, смотри, и нырять можно! — Она хитро прищурилась. — Кажется, я догадываюсь, чем вы тут занимались, и почему ты был без одежды. Осталось выяснить, с кем ты тут развлекался, ни в чём себе не отказывая. Мику отпадает — я проверила ещё вчера, перед тем как вернуться к себе. И Мику, и Лену спали в своём домике. Круг подозреваемых значительно сузился…

Я устало отмахнулся от очередного абсурдного предположения:

— У тебя слишком бурная фантазия.

«Нет, определённо, зря я её сюда привёл. Надо было показать какую-нибудь полянку в лесу и уверять, что это то самое место. И почему я такой честный и правильный? И глупый. Угораздило же таким родиться… Точнее, меня родили, не спросив, какими чертами характера я хочу обладать. А мне теперь страдать…»

Из мрачных раздумий меня вырвал громкий возглас неугомонной рыжей выдумщицы:

— Ага! Попался! Иди-ка сюда, посмотри!

Я встрепенулся и, отбросив мысли о несправедливом распределении стартовых характеристик, поспешил к ней.

«Да уж, посмотреть и правда есть на что…»

Алиса стояла на краю крыши металлического строения и показывала мне какое-то комнатное растение в горшке. О том, что с такого ракурса мне открывается вид на всё, что скрыто под её юбкой, она, похоже, не задумывалась. Или делала вид, что не задумывалась.

«Ммм… какие изящные трусики. Неужели Алиса не только навела марафет, собираясь на наше „свидание“, но и надела своё самое красивое бельё? К чему бы это?»

С трудом оторвав взгляд, я вскарабкался на металлическую трубу. Отсюда вид был не столь ошеломляющим.

— И что? Какое-то растение. Я тут при чём? — спросил я, стараясь говорить спокойно.

Алиса осторожно приблизилась, присела на край, свесив ноги. Вид загорелых ног, оказавшихся совсем рядом с моим лицом, завораживал. Я скользнул взглядом от коленок до кромки юбки, сглотнул и, отведя глаза, попятился. Из-за узкой трубы под ногами я едва сохранял равновесие.

— Не знаю, чем вы тут занимались, но растение точно ни в чём не виновато. Надо его спасать, пока не засохло, — сказала она и протянула мне горшок.

— Впервые вижу, — пробормотал я, принимая растение. Наши пальцы соприкоснулись, и от этого лёгкого прикосновения по спине пробежал холодок. Я смутился ещё сильнее.

— А это? — Алиса показала мне две узкие полоски бумаги.

— Тоже, — недоумённо пожал я плечами.

— Тут кое-что написано.

— И что же?

— «Хочу хорошо играть на гитаре».

— Ничего себе.

— Да, кто бы мог написать такое? — Алиса выжидающе посмотрела на меня.

— Так я и не отрицал, что был здесь. Но это ничего не доказывает.

— Но есть ещё вторая записка.

— И?

Алиса хитро улыбнулась:

— Может, хватит притворяться, что ничего не помнишь? Расскажи всё начистоту, и я, возможно… мы с Мику… возможно, простим тебя. А иначе… — Она сделала многозначительную паузу. — Сам говорил — у меня богатое воображение. Я сама придумаю, как всё было, на основе этих записок. А оправдываться придётся тебе…

— Так может, не надо ничего придумывать? Я же говорю: ничего не помню! Может, я и правда был здесь не один, но это не значит, что мы занимались чем-то… э-э-э… предосудительным.

— Давай, не тяни, что там написано?

— Отказываешься от чистосердечного признания?

— Да я сам хочу, наконец, узнать, что со мной произошло!

— Какой ты стойкий! А ведь во всех детективах этот приём срабатывает.

— Это потому, что мы не в детективе. Дай сюда, я сам прочитаю.

Я потянулся к бумажке, но Алиса резко оттолкнула мою руку:

— Вот ещё! Это улика! Она останется у меня!

От неожиданности я потерял равновесие. Нога соскользнула с трубы… Мир накренился. Я в ужасе зажмурился. Рассудок мгновенно просчитал все возможные последствия падения в такой неудобной позе и признал своё полное бессилие.

— Ой, кажется, я не вовремя, — раздался ехидный голос Ульянки откуда-то снизу.

«Кажись, живой. И в сознании! Удивительно!»

— Не буду вам мешать, зайду попозже, — продолжила она, явно наслаждаясь произведенным эффектом.

Осторожно открыв глаза, я обнаружил себя крепко вцепившимся в Алису. Со всей возможной поспешностью я попытался отстраниться, ещё раз едва не упав при этом. Алиса поправила юбку, и я почувствовал, как мои щёки заливает жар.

«Стыдно-то как… Да уж, возможно, теперь я не только видел трусики, но и соприкоснулся с ними какой-то частью лица… Хотя нет, тогда бы я ещё ударился головой о край металлического листа. Скорее всего внутренняя поверхность бедра, чуть выше середины… Должно быть, это были приятные ощущения, жаль только, что в стрессовой ситуации сигналы от рецепторов не дошли, куда нужно. Или дошли, но не обработались. Или обработались, но сознание было не восприимчивым, и…»

—