полумрак видимой области. Это всё, что я видел чётко; всё прочее окружение расплывалось, словно я смотрел сквозь мутное стекло.

— Нет, ты что⁈ Ничего я не знала. Ни в каком розыгрыше мы не участвовали. Ты же сама выбрала эту песню! Алиса, как ты могла такое подумать про меня? — голос Мику звучал возмущённо.

Алиса продолжала напирать:

— Значит, этот козёл ещё и тебя разыгрывает. Ты думаешь, он только с тобой любовь крутит? Наивная дурочка! Он и за мной во всю ухлёстывает, и добился неплохих успехов, должна тебе сказать. Ещё и Анна эта… тоже в его коллекции, не знаю уж, до чего они дошли…

Голова раскалывалась, но открывающиеся виды несколько скрашивали моё незавидное положение.

— О! Смотрите, он очнулся. Алиска, ты сногсшибательна! От тебя все парни теряют голову! Но эффект непродолжителен! — Ульяна хихикнула.

Мику склонилась надо мной. Судя по всему, до этого она стояла на страже моей тушки, не подпуская разъярённую Алису.

— Ульяна! Нельзя быть такой бесчувственной, Сенечке же больно. Нашла время шутить… — Мику строго взглянула на подругу. — Сеня, ты как? Жить будешь? Ты меня очень испугал, просто взял и рухнул! А что, если у тебя сотрясение мозга? Это же очень серьёзно!

Ульяна фыркнула:

— И поделом! Я его предупреждала, что его поползновения ничем хорошим не закончатся. Известно же: за двумя зайцами погонишься — от обоих и получишь. Я ещё удивлена, что ты не присоединилась к Алиске. Больно ему, видите ли, а Алисе не больно, или тебе? Неужели ничего не чувствуешь, может, это ты как раз бесчувственная? Или ты ещё не всё поняла?

Она повернулась ко мне:

— Ладно, Семёныч, хорош там балдеть, пошли, я тебя провожу, оставим их, пусть всё обсудят, выяснят и уладят. Если ещё можно это уладить.

Ульяна подошла и помогла мне встать. Мы вышли на улицу. Я старался идти медленно и плавно, чтобы не тревожить ушибленную голову.

Сделав несколько шагов и убедившись, что в глазах больше не двоится, а мир вокруг перестал качаться, я пошел увереннее. Мне не терпелось обсудить недавнее происшествие:

— Что на неё нашло? Прямо затмение какое-то. Всё на свете собрала. Напридумывала невесть что и на основании этих фантазий решила меня покарать, — пожаловался я Ульяне, надеясь, что хоть кто-то разобрался в ситуации. — Не знал, что и ответить на такие обвинения, только улыбался глупо, за это и поплатился.

— Не, ну а как на подобное можно реагировать⁈ Это же абсурд какой-то, даже оправдываться не знаешь как. Я думал ещё, может, это она так шутит, придуривается, как вчера вечером, опять для вашей этой газетенки старается. Типа «скандал в музклубе, Семён оказался двуличным негодяем». А она это на полном серьёзе получается… Вообще ничего не понимаю!

— Тут ведь как… оценивать по-разному можно и поступки, и события. Можно доверять тебе и верить, что действовал из благих побуждений, а то, что так вышло… ну, всякое бывает, случайности и неудачное стечение обстоятельств никто не отменял, — начала объяснять Ульяна. — Но раз обманул в малом, то мог обмануть и во всём остальном, а тогда получается, всё могло быть как раз так, как Алиса тебе описала. Если смотреть на произошедшее иначе, с другой точки зрения, понимаешь?

— Если честно, не стало понятнее. А обманул в малом — это в чём?

Ульяна окинула меня скептическим взглядом:

— Так и хочется спросить: «совсем дурак? », но, глядя на тебя, веришь: «риторический вопрос». Она же тебе всё растолковала.

Я поморщился:

— Когда у тебя перед носом размахивают гитарой и не говорят, а выкрикивают, нельзя сказать, что это лучший способ донести свою мысль. Удары по голове тоже не очень способствуют, должен заметить.

Я дотронулся до места, куда меня приложила Алиса, и болезненно поморщился.

«Но крови вроде нет, что радует. Кто бы мог подумать, что меня отправят в нокаут гитарой, и я при этом не так уж сильно пострадаю».

— И вам ещё повезло, что я так удачно упал, вообще падение с высоты человеческого роста очень часто заканчивается плачевно. Впрочем, может, это и задумывалось изначально как убийство…

Ульяна усмехнулась:

— Я там, в музклубе, не стала шутить, не хватало ещё мне схлопотать от Мику за зубоскальство, очень уж она за тебя переживала. Но сейчас не удержусь: «Спокойно, Семёныч! Ты же теперь настоящий басист! Удары по голове тебе уже не страшны! »

Ульяна смотрела на меня, слегка улыбаясь:

— Это же и есть ответ на твой вопрос. Зачем ты притворялся, что не умеешь играть и в музыке полный ноль? Прибеднялся на словах и на деле, сказки рассказывал, помощи просил, а сам…

— Чего «сам»? — перебил я. — Я правду говорил. А то, что у меня как-то сразу всё получилось хорошо сегодня… не знаю, оно само…

— Да у тебя всё «само» как-то, — заметила Ульяна. — Тебе и об этом Алиса уже сказала.

— А я-то что сделаю? Я в чём виноват?

— В том, что это непохоже на правду. Поэтому тебе и не верят. Поэтому и не было особого смысла там оставаться и что-то доказывать.

— Что, и ты не веришь?

Ульяна пристально посмотрела на меня:

— Хочется верить. Вид у тебя такой… совсем не похожий на… В общем, слова Алисы… то, как она тебя называла… это, конечно, не про тебя. Мне так кажется. Но какая разница, что думаю я? Посмотрим, чем закончится их разговор. Возможно, Мику удастся убедить Алису изменить своё мнение. Или наоборот…

— И что теперь делать?

— В любом случае, у тебя будет ещё шанс объясниться, когда страсти немного поутихнут. Так что пока придумывай оправдания.

— И что сказать?

— Конечно, правду.

— А смысл? Сама же говоришь, что в такую правду никто не поверит.

— Поэтому и надо думать. Как сделать свою речь убедительной, чтобы после твоего объяснения всё наладилось. Я тоже хочу, чтобы всё было как раньше. И на концерте выступить с такими песнями хочется. Мне понравилась и песня Мику, и та, что выбрала Алиса.

Она хихикнула:

— Посмотреть, как вы с Алисой задорно распеваете: «Тебя я видеть рад, губы,