— Я буду краток. — Он прочищает горло. — Хочу, чтобы ты знала: я весьма признателен вашей семье за то, что вы организовали должный прием моему сыну. Передай, пожалуйста, своему отцу мои самые наилучшие пожелания. Мистер Градов отказывается от материальной компенсации своих расходов и моей личной «маленькой благодарности», но я хочу, чтобы он знал: сумма, которая была мной предложена, может быть переведена на его счет в любой момент, как только он изъявит желание ее получить.

Мраморная отделка стены холодит мою спину. Я тихо выдыхаю:

— Вы говорили с моим отцом?

— Совершенно верно. Через полномочного представителя. — Мужчина цокает языком. — Твой отец отказался от возмещения, поэтому я звоню тебе.

— Что вы хотите, мистер Реннер?

Голова кружится, но нужно как-то держаться. Я прижимаю смартфон к уху все сильнее. Руки дрожат, дыхание сбивается.

— Ты любишь моего сына, Зоя?

У меня так сильно перехватывает в груди, будто меня поставили на край пропасти и хитростью подталкивают к шагу в бездну.

— Да, сэр. — Вжимаюсь в стену.

— Тогда отпусти его.

И вдруг понимаю, что это та самая фраза, которой я боялась — она, как острый клинок, врезается в самое сердце.

— Я не держу его, сэр. — Бормочу. — Он… сам решает… И если не хочет…

— Зоя, ты не глупая девушка, как я уже успел понять. Ты весьма сообразительна. — Его голос врезается холодным лезвием в меня снова и снова. — Джастин из достойной семьи. Его ждет учеба в престижном университете. Ему нужно восстанавливать форму, чтобы вернуться в спорт. Это большие деньги, понимаешь? На кону его карьера. Его будущее. Здесь его место, здесь я могу дать ему больше. А что ждет его в России? Какая судьба? Сама подумай, девочка.

— Сэр, я…

— Его мать скучает. Она извелась за эти месяцы, и ей больно терять сына. Послушай. Я знаю его характер, он крайне несерьезный парень. Бросит сейчас спорт и учебу, а потом и тебя так же. У него было много девушек, и все кончалось одинаково, поверь мне. Я хорошо знаю своего сына, он захочет остаться по истечении срока программы, но это катастрофично для его бейсбольной карьеры, мне и так многое приходится делать, чтобы удержать за ним место в команде.

— Но…

— Не держи его, Зоя. Ради него же самого. И я тебе обещаю: когда ты приедешь, я окажу тебе достойный прием в своем доме. Докажи, что ты уважаешь моего сына. Сделай так, как будет лучше ему.

— Хорошо, мистер Реннер. — Закрываю на миг глаза, а когда открываю, мне начинает казаться, что я становлюсь бесцветной, растворяюсь в воздухе, тону в туманной дымке собственных несбывшихся мечтаний.

И вроде ничего не изменилось. Все идет по плану, Джастин уедет в США, мне придется провести здесь лето без него, а потом, если мое участие в программе будет одобрено, мы увидимся.

— Спасибо, Зоя. — Говорит Ли Реннер, и его голос также холоден, как в самом начале разговора. — Знал, что мы с тобой найдем общий язык.

В конце концов, я и не планировала удерживать его сына здесь силой. Он соскучился по родным, по друзьям, по своей стране. Будет только лучше для его душевного спокойствия, если он поскорее вернется домой.

— Всего доброго. — Тихо шепчу я.

Сбрасываю вызов и крепко сжимаю телефон в руке.

Он прав. Во всем прав. Моего американца ждет большое будущее в своей стране. Не нужно навязывать ему себя, а дальше пусть будет, как будет. Я ведь тоже никогда не планировала на всю жизнь переезжать в Америку. Мне и здесь очень хорошо. Съездить, получить ценный опыт, вернуться и попытаться, руководствуясь им, сделать лучше жизнь своих сограждан — вот о чем я мечтала когда-то.

А Джастин… Джастин… может, он вернется к себе и поймет, что все было несерьезно. Что мы и не пара вовсе. И не навеки. Не могу же я заглянуть ему в голову, правда? Это лето — оно как лакмусовая бумажка. Покажет, что за чувства управляют нами. Возможно, он не будет мне писать. Возможно, будет делать это с каждым днем все реже и с меньшим энтузиазмом. Тогда все станет гораздо проще: я не поеду к нему, а ему не придется меня там терпеть.

Глупо думать о плохом, когда у тебя все хорошо. Но не думать — это еще опаснее. Так я хотя бы смотрю в лицо реальности и готова к любому исходу событий.

Джастин

— Что с тобой? — Спрашиваю у Зайки, когда возвращаюсь в ресторан. На ней лица нет: бледная, потерянная, смотрит так, будто видит меня, но не узнает. — Не переживай. Дима увез ту девушку в больницу. Некоторые ребята поехали следом. Мы тоже можем. — Сажусь перед ней на корточки, заглядываю в глаза. — Или можем здесь остаться.

— Поедем домой? — Предлагает она, глядя на меня с мольбой.

Киваю. В этот момент она снова напоминает ту крохотную фарфоровую куколку, какой показалась мне в день приезда. Аккуратное личико, губки, как нарисованные — с яркой и аппетитной галочкой сверху, глаза небесно-голубые и длинные, светло-русые ресницы, веером обрамляющие их. Красота, которая своей естественностью, простотой и хрупкостью словно нуждается в поклонении и защите.

— Устала? — Беру ее руку.

Кисть оказывается мягкой и какой-то безвольной. Зоя поднимается со стула, и я вижу, что ее плечи опущены, взгляд потух и полон безразличия.

— Немного. — Признается она.

Веду ее за собой к выходу. Мы прощаемся с остальными гостями и машем на прощание друзьям.

— Просто… ногу натерла. — Поясняет Зоя. — Туфли… новые.

— Хочешь, понесу тебя? — Спрашиваю, улыбаясь.

Но ей по-прежнему невесело. Загадочная русская душа.

— Нет. — Отвечает коротко и продолжает смотреть перед собой, словно в пустоту.

— Точно все нормально?

— Да. — Отворачивается.

Когда мы оказываемся дома, она, молча, поднимается к себе наверх.

— Что такое? — Спрашивают родители.

Пожимаю плечами и поднимаюсь следом.

Зоя уже закрылась в своей комнате. Переодеваюсь, принимаю душ, включаю «Король и шут» — любимую группу хозяина этой комнаты, Степы, и смотрю в окно.

Голые ветви, крыши домов, улицы, дорожки — все припорошено снегом, отливающим сталью в свете луны. Мороз плетет кружево на окнах, дымоходы плюются густым белым дымом, в заледеневших окнах домов виднеется тусклый желтый свет. Зима в самом разгаре. Теперь я, кажется, верю, что она вступает в свои права на целых полгода, и мне становится не по себе от той мысли, что в день моего отъезда календарная весна еще не уступит место весне реальной.

— Джастин? — Зайка появляется на пороге моей комнаты спустя несколько минут.

Входит, закрывает дверь на защелку, выключает музыку и в полной темноте движется в мою сторону. Она ступает неслышно, на ее ногах теплые вязаные носки, которые давно стали для меня таким же символом уюта, как горячий чай, теплый плед и огонь в камине холодным зимним вечером.