Иван Васильевич попросил казака сослужить ему службу: поехать в Азов к туркам и провести с ними переговоры об обмене высокопоставленных пленных турок и татар – Мехмед-аги, Дивей-мурзы, принца Шардана, глав ряда знатных татарских родов на русский полон.

О заинтересованности в такого рода обмене Девлет-Гирей уже писал царю, особо интересовался судьбой своего шурина Дивей-мурзы. Однако для Московского царства разбитый в бою крымский хан сейчас был менее интересен, чем турецкий султан и переговоры решили вести с ним. К тому же, с турками было легче договориться об обмене, поскольку татары обычно запрашивали за пленников цены в десять-двадцать раз выше тех, по которым сами могли продать их на рынке в Кафе.

По замыслу царя, атаман Михаил Черкашенин со своими казаками должен был сопровождать Даниилу до Азова и держать у себя именитых пленников, пока сын ведет переговоры об их обмене. Царь дал Даниле с собой охранную грамоту к турецкому султану.

Дивей-мурзу царь решил пока подержать у себя в плену и попытаться склонить пойти к нему на службу. Татарского военачальника даже держали поэтому не в тюрьме, а отправили в маленький городок на севере страны на вольное поселение.

Данила вернулся с приема у царя в дом купца Полесского и поведал о состоявшемся во дворце разговоре на семейном совете.

– Я поеду с тобой в Азов, – сразу же сказала Анастасия, узнав о полученном ее женихом от царя задании. – Разлука с тобой будет для меня невыносима.

– Любовь моя, – ответил Данила, – меньше всего на свете я бы хотел расставаться с тобой. Только полученное мною задание очень опасно. Турки или татары могут силой захватить тебя в Азове, а потом шантажировать меня, чтобы добиться для себя более выгодных условий обмена пленных.

– Я возьму с собой ханский лук и стрелы и буду отбиваться от врагов. Ведь я и раньше могла постоять за себя, – не унималась Анастасия.

– Послы, а тем более с царскими охранными грамотами, никогда не берут с собой своих родственников во вражеские станы, – веско сказал свое слово Дмитрий Иванович.

– А если я поеду с отцом Данилы? Ведь он не позволит никому обижать меня? Я же буду ближе к мужу, и у меня будет спокойнее на сердце, – продолжала настаивать княжна. – Он меня в татарском плену не бросал, как я ему могу оставить теперь одного?

– Казакам не позволительно брать с собой женщин, даже родственниц. Атаман не может отменить этот обычай, – отнекивался Данила. – Тебе надо будет подождать меня здесь, в Москве. Я постараюсь как можно быстрее выполнить задание царя и вернуться.

– Данила верно говорит, сестра. Наша мужская доля служить, а ваша, женская доля – ждать нас со службы, – сказал свое последнее слово Хворостинин. – Когда тебе надо ехать в Азов, Данила?

– Иван Васильевич сказал, что вызвал отца в Москву за инструкциями и забрать пленных татар. Он с отрядом сейчас стоит под Серпуховом и должен приехать через неделю.

– Хорошо, – сказал Хворостинин. – Дождемся атамана Черкашенина и обвенчаемся сразу двумя парами: мы с Евфросинией, и Анастасия с Данилом. Конон как раз закончил ремонт храма, в нем и проведем обряд.

Купец Конон сделал Хворостинину подарок еще до свадьбы. Он заказал молодому иконописцу Прокопию Чирину написать портрет воеводы. Когда иконописец пришел в хоромы купца с загрунтованной доской, кистями и красками Дмитрий Иванович долго отнекивался, ссылаясь на то, что он не святой и не царь, а потому с него портрет писать негоже.

Конон уговорил Хворостинина позировать Чирину, только приведя довод, что царь Иван Васильевич после покорения Казани тоже заказал митрополиту Афанасию икону и на ней были изображены не только святые и цари, но и князья, простые воины, причем не только павшие, но и живые. Картина эта называлась «Благословенно воинство Небесного царя» и главной ее идеей было увековечить облик людей, которые, не щадя жизни бились за православную веру.

Через неделю портрет Дмитрия Ивановича был готов. Воевода был изображен на нем во весь рост, в доспехах и с мечом, возносящим благодарность Богородице за то, что она даровала победу. Лицо князя на портрете выглядело усталым, но радостным, будто он только что покинул поле битвы.

К окончанию работы Прокопия Чирина в Москву приехал отец Данилы. Он очень обрадовался тому, что его сын женится и их род продлится.

Донской атаман был так же невысок ростом, худощавого телосложения и столь же неутомимо активен, как и его сын. Ему перевалило за пятьдесят, но выглядел он моложаво. Михаил легко сходился с людьми и в общении был очень приятен.

Атаман Черкашенин поселился с будущими родственниками в хоромах у купца Никона. Здесь он быстро сошелся со всеми, особенно со своей будущей невесткой Анастасией.

Венчание в семье Хворостининых проходило в церкви пророка Илии, и службу вел отец Иллиодор, ставший их семейным священником.

Перед венчанием пары неделю постились, потом Иллиодор провел «обыск», то есть расспросил, не состоят ли жених и невеста в кровном родстве или кумовстве – духовном родстве, нет ли иных препятствий к браку. Таковых препятствий у венчающихся пар не оказалось.

Женихи и невесты рано поутру приехали в маленький уютный храм пророка Илии и вошли в него с пением молитв. Храм был прямоугольной формы, без опорных столбов, с тремя апсидами с престолом в каждой, крестно-купольной крышей и тремя куполами – одним большим посередине и двумя поменьше, над боковыми апсидами.

Во время входа в храм перед каждой парой посаженные несли иконы Спасителя и Богородицы, которые должны были стать их семейными реликвиями.

Первым совершали обручение Данила и Анастасия. Им священник вручил горящие свечи и прочитал соответствующие молитвы. Затем Иллиодор надел паре перстни на безымянный палец правой руки.

Вслед за обручением сразу шло венчание. Теперь на невесту надели маленькую полотняную шапочку – повойник, а поверх нее повязали платок. Это означало, что она вступает в семейную жизнь и впредь должна ходить на людях всегда в платке.

Затем обручили Дмитрия Иванович и Евфросинью.

Иллиодор поставил пары перед аналоем, на котором лежало Святое Евангелие, и стал читать молитвы. Он молил Всевышнего даровать супругам жить в мире и единстве, в долгоденствии, поминал родителей жениха и невесты, ибо молитвы родителей утверждают основание домов.

Взяв в алтаре с престола сразу четыре венца, Иллиодор вынес их и благословил мужей и жен, моля Господа славою и честию венчать их. Муж и жена становились после этого таинства как бы царями дома, всего будущего потомства, обязались пользоваться этой властью разумно и во благо для всех.

Затем иерей вынес две стеклянные чаши с вином и трижды подал пить каждой паре свою, в знамение единения в Боге.

Отныне во все время последующей супружеской жизни всё у них должно быть общее: одни желания и намерения, – и всё они должны делить между собой пополам, – и счастье и несчастье, и радости, и скорби, и труды, и покой, и подвиги и венцы за подвиги.