Подскакав к князю, царь бросил ему только одна фразу:

– Завтра после заутренней службы жду тебя в Золотом дворце. Не опаздывай.

После этого самодержец развернул коня и помчался прочь, в направлении Москвы. За ним рванул отряд рынд, ждавший его у ворот Коломны. Бояре и воеводы также стали торопливо спускаться с городских башен и стен, забираться в седла и поспешать вслед за царем в Москву.

Хворостинин дал команду гарнизону гуляй-города разбивать лагерь, кормить воинов и ждать его дальнейших распоряжений. Сам же он засобирался в Москву. Всех своих родственников князь решил взять с собой, поскольку надо было быстрее решать вопрос с венчанием и свадьбой.

Приехав поздно вечером в столицу, вся большая семья Дмитрия Ивановича Хворостинина поселилась в доме у купца Конона Полесского.

На следующий день воевода пораньше выехал из дома купца, чтобы вовремя попасть на прием к царю. Прямо возле ворот купеческого двора его ждала женщина в черном опашне и черном платке. Это была та самая женщина, которая встретилась ему с полными ведрами воды при отъезде в Смоленск.

Дмитрий Иванович остановился возле женщины в черном и слез с коня.

– Ты, воевода, хорошую службу сослужил народу русскому. Он век будет тебя помнить. Пусть и далее хранит тебя Господь! – сказала женщина и перекрестила воеводу двумя сложенными вместе длинными перстами худой бледной руки. После этого она повернулась к нему спиной и быстро скрылась за углом ограды купеческого двора.

Хворостинин мгновение помедлил, потом тоже пошел за угол ограды, чтобы обстоятельно поговорить обо всем происшедшем в последнее время с женщиной в черном, но ее уже нигде не было.

Встретил ли он вдову, потерявшую во время прошлогоднего набега Девлет-Гирея своих родственников, либо опять высшие силы послали ему сигнал, было непонятно.

Князь торопливо забрался в седло Буяна и поехал к Золотому дворцу. Там он стал ждать царя в Проходной палате. На князе была все та же черная ряса рыцаря опричного ордена, что и девять месяцев тому назад, та же черная монашеская скуфья.

Когда царь пришел, Савва Фролов впустил князя в его палату-кабинет.

Зайдя в знакомое помещение, Дмитрий Иванович увидел те же деревянные лавки вдоль стен, окованный железом сундук, икону Спаса Ярое Око в красном углу, деревянное бюро для чтения и работы над бумагами.

Только настенные книжные шкафы зияли пустотой – Либерия так и осталась в Великом Новгороде, куда ее вывозили в ожидании набега Девлет Гирея. Судя по пустым книжным шкафам, возвращение царя в Золотой дворец было не окончательным.

Во внешнем облике царя также произошли разительные перемены. Теперь он был облачен не в простую черную рясу, а в шитый золотом опашень из бархата – распашную одежду до полу с длинными зауженными к запястью рукавами. На опашне был накладной декоративный воротник – «ожерелье». Опашень и «ожерелье» были густо вышиты жемчугом. На опашень был надет окладень – нашитые на матерчатые ленты цепи из плоских золотых колец, украшенных гравировкой, чернью и эмалью. На кольцах были выгравированы полный титул царя и оградительная молитва.

На голове Ивана Васильевича была надета атласная шапка-венец, шитая золотом, украшенная алмазами и рубинами, отороченная понизу соболиным мехом, с золотым крестом на вершине. На шее у царя, на толстой цепи висел массивный золотой крест.

Своим видом такая одежда должна была демонстрировать высокий социальный статус царя и вызывать благоговение со стороны его подданных. Однако для работы она совсем не подходила, поскольку плотное золотое шитье делало наряд словно металлическим, и это не позволяло ее владельцу даже свободно общаться с собеседником.

На дворе еще стояла ранняя осень и царю, судя по выступавшей на челе испарине, в парадной одежде было жарко.

Услышав звук открывшейся двери, царь повернулся от окна, в которое задумчиво смотрел на покрытое белыми легкими тучами московское небо, увидел князя и стал ждать, когда тот подойдет к нему.

Хворостинин, как и в прошлый раз, трижды перекрестился на икону, подошел ближе и поклонился царю в пояс.

– Здравствуй, Дмитрий Иванович, – холодным и несколько высокомерным тоном поприветствовал Иван Васильевич князя. – Выполнил ты с честью свою службу – разбил басурман наголову. Я очень доволен.

Причиной холодности царя было простое человеческое чувство зависти, которое он испытывал по отношению к Хворостинину, несмотря на то, что социальный статус князя был несоизмеримо более низкий, чем у него. Народ знал, кто разбил полчища захватчиков и останавливал героев битвы прямо на улице, благодарил, кто как умел, ставил свечи перед иконами и заказывал сорокоусты «о здравии» во храмах в их честь.

Такого народного почитания Ивану Васильевичу приходилось добиваться посредством устройства торжественных церемоний во дворце, использования дорогих одежд, раздачей наград. Полки под его прямым руководством побед давно не одерживали.

Царь не был святым и, как каждого смертного, его часто обуревали страсти: гнев, гордость, тщеславие, уныние. Сейчас это была зависть. Именно она была причиной царской холодности в общении с молодым воеводой.

Однако Хворостинин был нужен ему для того, чтобы решать важные государственные проблемы и поэтому царь вызвал воеводу к себе, тем более что вчерашняя демонстрация возможностей гуляй-города и белых русских рейтар поразили его.

– Государь, возвращаю стяг, что ты давал мне перед тем, как отправить в Смоленск, – так же холодно ответил ему Хворостинин, сразу почувствовавший перемену в отношении к нему царя. – Стяг твой развивался над войском в решающей битве и под ним мы одержали победу над ворогом.

Князь поцеловал свернутый стяг, который держал все это время прижатым левой рукой к груди и протянул его царю.

Иван Васильевич принял стяг, развернул его и стал рассматривать, будто видел впервые. Он хорошо разбирался в значении символов в жизни людей и хотел все связанное с ними познать самостоятельно и доподлинно.

– Ни одна стрела не пронзила полотнище во время сражения, – с радостью заметил он. – Это хорошая примета. Наш стяг и дальше будет развиваться над русским воинством во время всех важных битв и воодушевлять его на победы.

Царь бережно свернул полотнище и положил его обратно в тот же сундук, из которого когда-то доставал.

– Кстати, Дмитрий Иванович, что там произошло с отрядом опричников в последнем сражении? Слышал, что чуть ли не все погибли по вине Воротынского, назначившего им неудачного командира.

– Это не так, царь. Я рекомендовал Воротынскому своего доверенного человека – опричника Михаила Черного. Он имел большой опыт сражений с татарами. А погибла большая часть отряда по вине дворянина Ивана Поливанова, который хотел стать над всеми опричниками начальником. Однако у него опыта боевого не было и его оставили только сотником.

В решающей битве Поливанов, ослушавшись приказа Черного, безрассудно увлек за собой всех опричников в атаку на тяжеловооруженную гвардию Девлет-Гирея. Многие погибли, включая Черного, пытавшегося увести подчиненных из-под удара татарской гвардии. А сам инициатор атаки трусливо бежал с поля боя.