И кокон тишины лопается.

Есть женщины — и их довольно много — которые умеют плакать красиво. Безукоризненный, светящийся изнутри дорогой фарфор кожи… сверкающие бриллианты крохотных слезинок… широко распахнутые прекрасные глаза… приоткрытый, как у обиженного ребенка, четко очерченный нежный рот… золотистые кудри (почему-то всегда кудри и всегда золотистые), в прихотливом, тщательно выверенном беспорядке разметавшиеся по плечам…

Начинающие голографы любят такие модели и такие сюжеты. И называют их тоже красиво: «Царевна-Несмеяна», «Светлая грусть», иногда даже «Мадонна». Сами же модели прекрасно осознают силу своих слез и умеют пользоваться этой силой.

Увы, среди многочисленных достоинств Марии Александровны Корсаковой не числилось навыка делать из слез украшение и оружие. Она вообще плакала редко, за что ее неоднократно ругали и доктор Тищенко, и профессор Эренбург. Нельзя все носить в себе, говорили они. Инфаркты и инсульты чаще всего случаются у тех, кто не дает воли эмоциям. Но ни Звездный Корпус, ни последующая служба не поощряли проявления чувств. И, как следствие, красиво плакать она так и не научилась.

Белки глаз мгновенно покраснели почти до черноты. На щеках проступили уродливые багровые пятна, лаково блестящие там, где их прочертили дорожки слез. Нос распух и залоснился. Изгрызенные до крови в тщетной попытке сдержаться губы расползлись в бесформенную плюшку — из тех, что лепят в песочнице малыши. Выбившиеся из прически седые пряди обрамили исковерканное тяжелыми складками лицо, сделав его почти старческим, превратив женщину в карикатурную ведьму.

Но ноздри вдруг гордо раздулись, подбородок упрямо вздернулся, глаза сверкнули, а рот, такой слабый только что, сложился в победную улыбку. И рука, крепкая, совсем неженственная рука, уверенно легла на модель корабля.

«Снимок года» по версии агентства «Galactic Reuters» назывался «Commodore».[18]

Мэри все-таки решила выбраться в салон «Лада» и вернуть, наконец, волосам их природный цвет. Причем мотивация необходимости этого действия (ну, если быть честной хотя бы с собой) не нравилась ей категорически.

Разумеется, сразу по возвращении на нее свалилась масса дел, только успевай поворачиваться. Но не заметить повышенный интерес женской половины высшего света к Константину — это кем надо быть? Интерес сей, правду сказать, присутствовал всегда. Теперь же, когда было официально объявлено о предстоящей коронации, он возрос многократно.

И вот тут-то графиня Корсакова вдруг обнаружила, что она не уверена в себе как в женщине. Совсем не уверена. Не то чтобы она согласилась на сделанное в Бэйцзине предложение. Однако каким бы ни был выбор, он, по мнению Мэри, должен был исходить от нее.

Но сейчас вокруг Константина вились десятки молодых красивых дам. Очень молодых и очень красивых. И по крайней мере по внешним параметрам Мария Корсакова объективно проигрывала им. Проиграть в красоте никакого труда не составляло: фактура не та. Совсем для красоты не приспособленная фактура. Но вот с молодостью что-то сделать было можно и нужно.

Так что — в «Ладу». Бегом. Слава богу, необходимости в мужественности уже не было. Или это только так казалось, потому что у дверей салона ее уже ждали. Оператор с камерой, симпатичная репортерша… ой!

Волосы журналистки были очень похожи на волосы Мэри: те же седые пряди поверх — в случае этой красавицы — богатой яркой черноты.

— Ваше сиятельство! Пожалуйста, буквально несколько слов «Светскому вестнику»! Поговаривают, что вы намерены восстановить цвет волос, так ли это?

— Это так.

— Мария Александровна, а стоит ли? Ваша седина — символ победы и, кроме того, модный тренд!..

Ах, чтоб тебя!

Мэри повернулась к камере и сделала недвусмысленный жест: внимание на меня! Оператор повиновался, а вот девица, уловившая исходящую от графини Корсаковой угрозу, заметно занервничала.

Правильно, красотуля. Мне есть что сказать, и не факт, что тебе это понравится. Вернее, точно не понравится. Факт.

— Милые дамы! Только что я услышала новость поистине сенсационную: оказывается, то, как поседели мои волосы, стало символом победы и модным трендом. Что ж… поговорим же о победе и моде. И о той цене, которую приходится за них платить.

Она помедлила, собираясь с мыслями и заставляя зрительниц проникнуться серьезностью происходящего.

— Не знаю, в какой момент мои волосы стали такими, какими вы их видите сейчас. Не знаю, и все. Мне было не до зеркал. Не исключено, что это случилось, когда взрывная волна ударила меня о переборку и придавила телом моего уже мертвого друга. Или же — когда нас вынесло черт знает где, и возможность вернуться была под большим вопросом. Возможно, я поседела в ту минуту, когда стало предельно очевидно, что плата за возвращение «Москвы» — моя голова. А может быть, это произошло, когда против нас был не только плотный астероидный поток, но и минные заграждения, и казалось — все было напрасно, и мы погибнем здесь, в двух шагах от дома.

Мэри помолчала и продолжила:

— Победа не бывает бесплатной. Цена моей — пятьдесят два человека, переправленных на крейсер «Князь Пожарский» в мешках для трупов. Поговорите о «цене победы» с женами, не дождавшимися мужей. С отцами, потерявшими сыновей. С осиротевшими детьми. Поговорите — если осмелитесь. Что же касается моды… я заплатила за свой, — она презрительно скривилась, — «модный тренд». Заплатила сполна. Смертью друзей и соратников. Болью в сломанных костях и контуженой голове. Ужасом, отчаянием, посланием детям, начинающимся со слов: «Если вы получили эту запись, значит, меня уже нет в живых». Я — заплатила. Всем перечисленным. А чем собираетесь платить вы? Неужели деньгами?!

Она резко развернулась на каблуках и, не оглядываясь, вошла в «Ладу».

Как и следовало ожидать, побездельничать у графини Корсаковой не вышло. И это было одновременно хорошо и плохо. Хорошо потому, что шумиха, поднявшаяся вокруг награждения Мэри орденом Святого Андрея Первозванного, изрядно ее достала, а ничто не отвлекает от раздражающего фактора лучше, чем работа. Плохо же было то, что Сашка ужасно расстроилась. Кроме того, туда, куда Мэри действительно хотела лететь, ее попросту не пустили.

Зеленая звезда больше не была безымянной, и прекрасно оснащенная экспедиция стартовала к Смарагду[19]уже через неделю после торжественного награждения во дворце. По поводу приоритета волноваться не стоило: все это время Зона Сигма была прикрыта более чем плотно. Империя даже пошла на беспрецедентный шаг, официально наняв на Бельтайне соединение корветов: в Адмиралтействе здраво рассудили, что аборигенам и карты в руки.

Кобзарев, Бедретдинов, неимоверно гордый оказанным доверием Рори — все они были там. Как и Вениамин Скворцов, которому восстановили зрение и привели в порядок перебитые взрывом кости: сильный телепат был уж никак не лишним.