А вот Мэри пришлось взять на себя чисто представительские функции. Сначала был Бельтайн, где по сложившейся в последние годы традиции она вручала погоны и кортики выпускникам Звездного Корпуса. Потом — Бэйцзин, и средства массовой информации так и не сошлись в оценках того, частным был визит или все-таки официальным. Пресс-службы обоих дворов, словно сговорившись, комментарии давали самые расплывчатые.

Разумеется, обойти вниманием награждение Госпожи, Сохраняющей Преемственность, орденом «Красного Дракона», было невозможно. Но очень тихо произнесенная Лин Цзе формулировка «За предотвращение войны» так и осталась между ними двумя. Оно и к лучшему: пресса и так словно с цепи сорвалась.

На обратном пути Мэри присоединилась к Константину в ходе его визита на Куксу, где произвела колоссальное впечатление на главу объединения трапперов. Во всяком случае, перед вездесущими камерами громадный, похожий на медведя дядька клялся и божился, что впервые встретил бабу, способную его переорать.

Затем был Орлан. И очередной, приуроченный к прибытию будущего императора, митинг «зеленых» превратился в конструктивное совещание, затянувшееся на несколько дней. В итоге стороны чуть ли не впервые в истории пришли к соглашению, и только превозносимый до небес Константин знал, чего это стоило его личному помощнику, скромно держащемуся в тени.

А потом Мэри вернулась в Империю и почти переселилась во дворец, заезжая домой только чтобы поспать и переодеться. Ей даже пришлось смириться с тем, что на работу и с работы она теперь летала исключительно пассажиркой: времени не хватало ни на что вообще, и в дороге тоже приходилось заниматься бесконечными делами.

Выходных было мало, и планировать на них что-либо не представлялось возможным. Сашка куксилась, закончивший учебный год Борис мрачно помалкивал. Дед, бабушки и свекор со свекровью всемерно старались занять внуков-правнуков, но и им самим и, увы, детям в полной мере доставалось повышенное внимание к Мэри прессы и зевак. И когда у Егора закончились сборы, вопрос встал ребром. Отпуск, даже самый короткий, графиня Корсакова позволить себе не могла. Как тут не вздохнуть о варварском, но таком удобном для работающих родителей укладе Линий Бельтайна!

В конце концов с Мэри связался князь Цинцадзе, отчитал, как проштрафившегося кадета, и неделю спустя все трое младших Корсаковых в сопровождении Майкла Хиггинса отправились на Авлабар. Ираклий Давидович клятвенно заверил крестную внучку, что чем заняться найдется и ни один волос не упадет. В последнем пункте сомневаться не приходилось: владения отставного главы СБ были крепостью. На всякий случай. Мало ли что?

В общем, за детей можно было не волноваться, и Мэри всецело посвятила себя подготовке к грядущей передаче власти от Георгия Михайловича к Константину Георгиевичу. Именно этим, а точнее — наведением последнего лоска на предстоящую церемонию коронации — она и занималась в тот вечер, когда настроение ей испортила сначала беседа с князем Демидовым, а потом сообщение Терехова об исчезновении великого князя.

Правду сказать, на Константина она злилась куда сильнее, чем на главу Государственного Совета. Ну что за ребячество! Один, без охраны, всего через полгода после неудавшегося мятежа! Впрочем, она его понимала. Возможно, как никто. И когда он произнес слово «мальчишник», только усмехнулась.

2578 год, август.

Константин украдкой покосился на хронометр. Где же горячее? Соответствующий сенсор был нажат не менее пяти минут назад… безобразие!

Словно в ответ на мысленный посыл дверь в ложу приоткрылась ровно настолько, чтобы пропустить официанта, роль которого исполнял сейчас не кто-нибудь, а проводивший сюда великого князя метрдотель. Похоже, дядечка решил тряхнуть стариной: с сервировочным столиком, салфеткой и накрытыми колпаками тарелками и блюдами он управлялся виртуозно, демонстрируя немалый опыт. Точно рассчитанную элегантность движений портили лишь чуть-чуть слишком низкие поклоны и избыток восторженной почтительности в глазах.

— Он нас узнал. Тебя-то уж точно, — негромко проговорила разом насторожившаяся Мария, когда Багрянцев исчез. От почти незаметной улыбки, не сходившей с ее губ последние полчаса, не осталось и следа.

— И чем же это плохо? — пожал плечами Константин, нацеливаясь на одуряюще пахнущую рыбу.

— Еще больше сплетен и слухов. Как будто мало их.

Аппетит пропал, как будто и не было его. Отложив вилку, великий князь внимательно посмотрел на свою помрачневшую, нахохлившуюся сотрапезницу, и еще раз пожал плечами:

— Во-первых, не думаю, что сплетен прибавится. И именно потому, что он нас узнал и решил обслужить лично, не допуская болтунов. Во-вторых… Марусь, а какая, собственно, разница? Днем раньше заговорят, днем позже…

Осанка Марии еще больше изменилась, и теперь великолепное вечернее платье казалось экзотическим мундиром. Лицо стало напряженным. В глазах не осталось никакого выражения, словно кто-то набросил на «зеркало души» плотное покрывало. Неизвестно откуда взялось это сравнение, но Константину оно категорически не понравилось — чай, никого не хороним — и он заговорил чуть быстрее и громче:

— Наверное, следовало подождать до будущей недели, когда истекает годичный срок твоего траура, но я устал от всех этих оглядок, игр в прятки с лейб-конвоем и поцелуев украдкой. Мы ведь не школьники уже. И я хочу в самое ближайшее время во всеуслышание объявить о том, что выбрал себе жену, а державе — императрицу.

Он сунул руку в нагрудный карман надетой под пуловер рубашки и выудил оттуда маленькую бархатную коробочку, которую в последние месяцы неизменно держал в пределах прямой досягаемости. Поддел большим пальцем крышку. Протянул Марии так, чтобы мягкий свет настенных светильников заиграл в квадратном прозрачном светло-синем камне, вспыхивавшем изнутри золотыми и медными искрами. Ювелирный дом Шелепина утверждал, что это лучший из всех сапфиров, найденных на Данте, и второго такого не существует в Галактике. «Слеза Беатриче»… ну-ну…

— Если бы я не знал, как ты относишься к театральности в частной обстановке и какой пиетет до сих пор испытываешь по отношению к официальной части моей личности, я бы преклонил колено. А так… так я просто, без всяких «подумываю предложить», официально прошу тебя стать моей женой.

До сих пор спокойно лежавшая на столе женская рука потянулась было к коробочке, и вдруг отдернулась, словно обжегшись. Глаза, что-то внимательно изучавшие на скатерти все время краткой речи Константина, поднялись и посмотрели на него в упор. Сухие, лихорадочно блестящие, ничего не видящие глаза.

— Нет.

Такого Константин не ожидал. И поначалу решил, что ему просто померещилось. Спьяну. Ага, сейчас: пара бокалов вина. Значит, дело не в слухе. И ему действительно отказали. Усилием воли подавив желание гаркнуть «Что-о?!», он положил коробочку с кольцом на стол и откинулся на спинку кресла.

— Я понимаю, что в подобной ситуации мужчина, спрашивающий о причинах, выглядит довольно жалко. Но все-таки?