– Что я должна сказать? – Эльга пыталась сдержать досаду и желание расплакаться у всех на глазах. Зачем они ее мучают? – Я не знаю, где мой сын! Если узнаю, хоть сон вещий увижу – сразу вас соберу и скажу, Богом клянусь!

– Да ты другое скажи! – тоже с досадой воскликнул Доморад. – Если Святослав совсем сгинул, кто у нас князем-то будет?

Повисла тишина. Эльга судорожно сглотнула и схватилась за грудь, будто эта краткая речь ее ударила.

Христос Пантократор! Вот о чем подумать призывал Асмунд! До сих пор ее мысли о будущем не шли далее рубежа «вернется – не вернется», не осмеливались заглянуть за него.

– Потому что получается вот что, – начал Асмунд, и все обернулись на его суровый, уверенный голос. – Ты прости, сестра, но люди видят: второй раз у нас князь пропадает, оставив жену с дитем. Как Ингвар сгинул, так теперь и сын его. И нынешнее дитя еще меньше прежнего – на втором году. При тебе и Святше мы со свояком, – он кивнул на Мистину, – пять лет правили, а со Святшиным мальцом – пятнадцать лет будем править! А коли не доживем? У нас уж бороды седеют, да, свояк?

Мистина молча отвесил медленный кивок, пристально глядя на Эльгу.

– Уж говорят люди, не кончилась ли удача рода Олегова? – сказал Честонег, и Эльга вздрогнула.

– Говорят, не огневались ли боги на род ваш? – подхватил Доморад. – Чтоб два колена подряд такая беда…

– Что вы хотите от меня? – вырвалось у Эльги, но голос прозвучал еле слышно.

– Дружине нужен князь. – Асмунд посмотрел на нее, потом на Мистину. – Я не гожусь: я только Вещему родич, как и ты, но не Улебовичам. Тородд меня князем над собой не признает. А Тородда не признает Киев и полуденные русские земли, потому как Ингоревичей волховецких и ладожских здесь отроду не бывало. Явится Олег Предславич, но он больше не женат на дочери Ульва волховецкого и даже наследников его крови не имеет. Все наши данники вспомнят о древней воле и чести дедовых могил, и опять нам придется держать землю, чтобы не рассыпалась. Опять древлян воевать, уличей, волынян, смолян… У младенца годовалого в ручонках силы не хватит!

– Но я помогу – пока Ярик подрастет, авось Бог даст мне веку…

– Его мать – не ты! – напомнил Мистина. – Если мы провозгласим младенца князем, у нас получится две княгини-правительницы: ты и Прияна. Она ведь молчать не будет, она роду не простого! У нее в роду князей побольше, чем… ну, ты поняла. А как вы уживетесь? У вас даже боги нынче разные!

– И чего ты хочешь?

– Я не хочу! – Мистина с отчаянным и горестным видом ударил кулаком по бедру. Эльга давно не видела его в таком негодовании. – Йотуна мать, я не хочу этого, как сорок тысяч троллей не хотят видеть Тора, но я больше ничего не могу придумать!

Эльга закрыла лицо руками. Потом опустила ладони и посмотрела на Честонега:

– Оставьте меня сейчас с моими братьями, мужи киевские. Приходите завтра, и я дам вам полный ответ.

* * *

С братом и свояком Эльга беседовала за крепко закрытыми дверями, и отроки следили, чтобы никто их не тревожил и не мог подслушать под оконцем.

Потом к ним позвали Улеба.

Он вошел, не понимая, зачем понадобился старшим; на лице его отражалась решимость и готовность принять любое наказание за то, что он, вопреки оправдательному приговору Асмунда и облегчению Мистины, втайне продолжал считать своей виной.

Они ждали его: Эльга сидела на ларе, двое мужчин по сторонам на лавках. Улеб вошел и остановился между ними, оглядывая лица. Они смотрели на него и будто чего-то ждали.

Потом Мистина встал, в три медленных шага подошел к сыну и положил ему на плечи обе руки. У Эльги перевернулось сердце: Мистина был выше Улеба почти на голову – как был выше Ингвара. Бесчисленное множество раз она за эти двадцать лет видела их вместе, но сейчас, в этот миг, все менялось. Мистина лишался сына и обретал нового князя. Мучительно похожего на того, какого он потерял восемь лет назад.

– Ты не знаешь, что мы должны тебе сказать?

– Нет, – выдавил Улеб.

– Если Святша через год так и не вернется, нашим новым князем будешь ты.

Если бы парню сказали, что решено принести его в жертву Перуну за возвращение Святослава, он удивился бы меньше.

– Да вы… – Улеб едва не выразил сомнение, в своем ли они уме, но не решился сказать такое отцу, дяде и тетке-княгине. – А Ярик? У Святши сын есть! Куда мне? Я-то кто?

– Потише! – Мистина через силу усмехнулся и сжал его плечо. – Даже если бы ты был тем, что о себе думаешь, ты и тогда бы по загривку заслужил за такой вопрос. Ты – внучатый племянник Вещего, как и Святша.

– Но у Вещего другие наследники есть, – Улеб посмотрел на Асмунда. – Вон, дядька ему братанич.

– Зато Асмунд – не родня Улебовичам.

– Но я-то…

– А ты – родня.

– Как?

– Да неужели за двадцать лет тебе никто никогда не говорил, – вступила Эльга, – что ты похож на Ингвара, как… родной его сын?

– Не может быть, чтобы за двадцать лет никто не ляпнул, – подал голос Асмунд. – Я уж лет пятнадцать как догадался, да неужели во всем городе и дружине я один глаза имею!

– Ну… – Улеб нахмурился и опустил взгляд. – Болтали козлы всякие… Только я им пасти-то позатыкал.

– Молодец! – Мистина снова сжал его плечо. – Но ты похож на Ингвара, потому что он – твой отец.

Улеб смотрел на него с таким видом, будто с ним говорят на зверином языке, но он тем не менее, к собственному изумлению, все понимает. Скажи ему это кто другой – получил бы в зубы за попытку опорочить родителей. Но сам отец… Сам Мистина произнес эти невозможные слова.

– Не спрашивай сейчас, как это вышло, – добавил воевода. – Как-нибудь потом, если захочешь, мы тебе расскажем. И ни о чем не спрашивай мать. Просто поверь нам: это правда. И мы знали об этом всю жизнь. И сам Ингвар знал. Поэтому тебя нарекли в честь Ульва, его отца, а не моих дедов Халльмунда или Драговита. Теперь ты – наследник Ингвара, почти такой же, как Святша. Мы сказали тебе сегодня, потому что завтра об этом будет знать весь Киев. А ты до завтра постарайся привыкнуть к этой мысли. Иди проветрись.

Улеб посмотрел на Эльгу, будто ждал: может, хоть она развеет это безумие. Но она лишь улыбнулась ему.

Год. Еще год она отвела для надежды. И хотя по существу ничего не изменилось, это решение подкрепило ее душевные силы.

Глядя, как Улеб уходит, она вдруг подумала: а ведь был бы Ингвар не русским князем, а ромейским августом, он мог бы по тамошнему обычаю оскопить «лишнего» сына еще в раннем детстве. У них так принято: чтобы побочный сын не пытался оттеснить законного. Ибо скопец может быть лишь слугой василевса, но не василевсом. Эти «подобные ангелам» высокородные калеки, тем не менее, порой достигают высоких степеней – вплоть до первых лиц державы, как нынешний паракимомен Василий Ноф или друнгарий флота Иосиф Вринга. И даже совершают подвиги на поле брани: именно евнух, смотритель царских одежд по имени Феофан, поразил «живым огнем» отступающее из Анатолии войско Ингвара. Вспомнив, что как хранитель сокровищницы-вестиария является и начальником вестиаритов-«львов», а значит, человеком военным, заведующий хламидами собрал корабли, какие нашлись в городских гаванях, и поставил на них смертоносные бронзовые сифоны. Видимо, отваги и присутствия духа его не лишили вместе с теми частями мужского тела, в коих, по общему мнению, эти прекрасные качества содержатся.