Хэл судорожно вздохнул:

– Она не заслуживает такого великодушия. – Обращаясь к матери, он сказал: – Сейчас я провожу тебя домой, а завтра отвезу в Ирландию.

– Я делала это для тебя! – с мольбой в голосе воскликнула она, подняв глаза на сына. Теперь, когда весь пар из нее вышел, она, казалось, сразу постарела. – Ты заслуживал того, чтобы стать герцогом Эштоном.

– Если бы ты меня действительно понимала и любила, ты знала бы, что я предпочитаю своих лошадей матери-убийце. – Он предложил ей руку. – Мадам, – сдержанно сказал он, – пора уходить.

Дженни подошла к Адаму. В глазах ее стояли слезы.

– Спасибо за то, что ты не настоял на том, чтобы она получила по заслугам, – прошептала Дженни. – То, что она сделала, нельзя простить, но… она моя мать. – Дженни следом за братом и матерью вышла из гостиной, пытаясь гордо нести голову.

После их ухода наступила тишина, которую нарушила леди Агнес:

– После спектакля ужин. – Она усмехнулась. – Долгие годы тесного общения с юными джентльменами научили меня тому, что еда чудесным образом способна поднять настроение, и, Эштон, у тебя, говорят, один из лучших поваров в Лондоне.

Вспомнив, что у него полный дом гостей, Адам взял себя в руки.

– Жалко было бы дать пропасть отличному ужину. И сегодня нам есть что отпраздновать – восстановление семей. – Он посмотрел в ту сторону, где стояли, сбившись в кучу, его индийские родственники, и поклонился, затем перевел взгляд туда, где стояли родственники Марии, и поклонился им тоже. – Есть и еще один повод для праздника – тот, что касается исключительно моей персоны. Теперь я могу не трястись за жизнь. Постоянный страх быть убитым, признаться, действовал мне на нервы.

Мария, которая сидела на диване, сказала:

– Прошу меня извинить, но я, с вашего разрешения, пойду отдыхать.

– Я пойду с тобой и сделаю тебе перевязку, – заявила Джулия. Она, нахмурившись, посмотрела на Адама: – И пусть Уорф займется вашей рукой.

Адам проводил взглядом Марию, удалившуюся в сопровождении Джулии. Ему очень хотелось пойти с ней и убедиться, что с ней действительно все в порядке, чтобы сказать ей, как он ее любит.

Но еще до того, как он успел за ней последовать, к нему подошел Холмс и произнес:

– Я должен сообщить в магистрат о… о прискорбных событиях, поскольку потребуется расследование. Стол к ужину скоро накроют, но, возможно, стоит предложить гостям перейти в другую гостиную, пока все будет готово.

Адам был согласен с Холмсом. Тело Шипли накрыли одеялом, но присутствие трупа рядом все же не способствовало хорошему настроению. Адам повысил голос, чтобы привлечь внимание всех гостей:

– Мы переходим в другую гостиную и останемся там, пока нас не пригласят на ужин, который будет накрыт в столовой. – Он неторопливо осмотрел комнату, останавливая взгляд на каждом по очереди. – Магистрат будет уведомлен о происшествии, и, я полагаю, представитель магистрата захочет поговорить с каждым из присутствующих. Я не прошу никого лгать. Но… возможно, не стоит упоминать о той роли, которую сыграла моя тетя в покушении на мою жизнь.

Все понимающе закивали. Никогда не стоит выносить сор из избы.

Выпуская гостей из комнаты, Адам вдруг подумал о том, что ему и в самом деле есть что отметить. Обретение семьи, избавление от смертельной угрозы и… Мария – вот его главный праздник.

Наверху, в спальне, Джулия сняла с шеи Марии носовой платок и влажной тряпочкой удалила присохшую кровь.

– Кровотечение остановлено, – сказала она, осмотрев ранку. – Я наложу немного мази и свежую повязку.

– Вот моя возможность побыть настоящей парижанкой, – усмехнулась Мария, пытаясь шутить, пока Джулия помогала ей избавиться от золотого платья. – Говорят, что во времена Террора французские модницы носили на шее красные шнурки как фривольный намек на гильотину.

Джулия поежилась.

– Я к такой фривольности не готова. Будет гораздо лучше, если ты ближайшие несколько дней походишь с шарфом.

Мария, которой тоже было не до фривольности, согласилась. После того как Джулия наложила ей на шею свежую повязку, она с удовольствием облачилась в свою самую старую и самую уютную ночную рубашку.

Перед тем как спуститься к остальным гостям, Джулия сказала:

– Тот факт, что Адам не обручен, все меняет.

«Возможно, а может быть, и нет».

– Я не могу сейчас ничего загадывать наперед, – устало сказала Мария. – Иначе у меня начнется настоящая истерика.

Завтра, когда она будет не так измотана физически и эмоционально, она сможет выяснить, есть ли у них с Адамом будущее.

– Каждый, кто был в той комнате, знает, что Шипли застал меня в постели с Адамом. Я живо представляю, как будут меня называть, если Адам на мне женится: герцогиня-шлюха.

Джулия поморщилась:

– Большинство гостей так или иначе находятся с тобой в родстве, поэтому они, наверное, придержат языки. Если нет – ну что же, не так уж редко пары предвосхищают брачные клятвы.

– Предвосхищение – не проблема. Проблема в том, что весь Лондон будет об этом знать. – Мария поежилась при этой мысли. – Я не могу смотреть в глаза своему отцу, да и матери с сестрой. – Как и выяснять, готов ли герцог жениться на женщине с подмоченной репутацией.

– Ты хочешь, чтобы я осталась с тобой? – спросила Джулия.

– Спасибо. – Мария наклонилась, чтобы снять чулки. – Сейчас я хочу остаться одна и поспать, а ты, наверное, голодная. Возвращайся к гостям и получай удовольствие от жизни.

Джулия пристально смотрела подруге в лицо.

– Как пожелаешь. Позови меня, если я тебе понадоблюсь.

Оставшись одна, Мария опустилась на стул и закрыла лицо руками, довольная тем, что больше не приходится притворяться спокойной и уверенной. Она никогда не забудет мертвую хватку безумца, острие ножа у горла. Она была уверена, что вот-вот умрет, и дрожь ужаса еще жила в ней.

Завтра она сможет сделать вид, будто она сильная. Она встала со стула, покачиваясь от усталости, подошла к кровати, забралась на нее и накрылась с головой одеялом. А сейчас пусть весь мир идет к черту.

Ужин проходил в весьма странной атмосфере. Каждый прилагал усилия к тому, чтобы казаться веселым, и ко времени второй перемены блюд усилия эти увенчались успехом. Адам хотел подняться к Марии, но она нуждалась в отдыхе, а он нуждался в том, чтобы достичь определенной степени нормальности.

Представитель магистрата подъехал как раз к концу ужина, что было приятным облегчением. Полицейский судья оказался дотошным, но разумным. При том, что так много порядочных граждан засвидетельствовали, что слуга пытался зарезать ножом обладающего безупречной репутацией герцога Эштона и был убит в тот момент, когда угрожал жизни юной леди, никаких сомнений в том, что все произошло именно так, не оставалось.