Я снова посмотрел на машущих внизу людей. И вдруг увидел, как занавес одного из шатров откинулся, и на свежий воздух вышла девушка. Я сразу узнал её. Маша! Видимо она только что спала, и крики мужчин разбудили её. Она поспешно убирала белокурые волосы, зажав в зубах заколку. Как она ни старалась, но до боли знакомый непокорный локон никак не хотел подчиняться её пальцам с ухоженными ногтями. У меня от тоски сжалось сердце. Вот чего мне не хватало в прежней жизни! Вот к чему я стремлюсь! И вот чего точно у меня не будет, если я выберу свободу вольной птицы! И я сделал выбор.

***

Профессор Евгений Петрович Громов пил свой излюбленный травяной чай, свободно отклонившись на спинку кресла. Его друг, наверное, самый лучший друг, занимаемый должность государственного чиновника, тоже не изменял своим привычкам: он сидел в своем кресле во главе большого добротного стола, а его пиджак всё также занимал место на спинке. Для таких посиделок оба специально выделяли время, что удавалось, увы, не так часто, как хотелось бы. И именно на этих, казалось бы, безобидных встречах решались самые важные вопросы. С недавних пор к ним присоединился тот самый "строгий чиновник", как его окрестил Боря Сыроедов при первой встрече. Он докладывал:

– Мальчишка довольно-таки шустр. А я ведь тогда подумал, что мямля. Но нет, всё идёт у него, как следует. Жаль поздно это качество проснулось. Надолго ли?

– Я с ним работаю уже десять лет, – возразил Громов. – И выбрал его среди других студентов именно за упорство. Может что-то он и не знает, но не это главное. Зато он знает, чего хочет, хотя и сам не догадывается. Надо чаще ставить его в стрессовые рамки, тогда и отдача будет лучше.

– Погоди, погоди! Смотри, загонишь парнишку! – урезонил чиновник во главе стола.

– Согласен, – добавил строгий. – Надо дать парнишке обвыкнуться в новой роли.

– Хорошо, не буду спорить, – Громов сделал еще глоток. – Думаю дать ему еще времени, если попросит. А он точно попросит. Сложно у него всё закрутилось. Но что же делать? Ведь человек же действительно пропал!

– А ты сам-то что скажешь? Веришь в эту историю с превращением? – спросил чиновник. – Ты же и сам ученый.

Громов помолчал, удерживая новый глоток чая во рту. Проглотив ответил:

– Похоже, конечно, на бред. Впрочем, как и любое новое изобретение в мире науки. Так было всегда, возьми любой период в истории человечества. Бориса можно поднять на смех, а можно и поддержать. Но я знаю одно, что если мы его не бросим, то результат нас точно порадует. В его теории, которую он мне рассказал, есть глубочайший замысел. Поверить сложно, но принять можно. Он на верном пути. Его мозг настолько молод, что мне сложно понять, до чего он уже додумался и какие фантазии овладеют им в скором времени. И всё же я не верю, но одновременно боюсь себе признаться в том, что корни моего неверия в моем возрасте. Поэтому нужно верить вопреки. Не хочу стареть, знаешь ли.

Чиновник улыбнулся. Стало понятно, что Громов оголил не только свои мысли. А Громов задумчиво добавил:

– Только вот что делать с пропавшим?

– А ничего, – подхватил строгий. – Пока ничего. Парнишка точно никакой не рецидивист и не убийца. Что там произошло мы до конца так и не выяснили, но точно криминала нет. Я уже столько бандюг за свой век перевидал! За версту чую. А тут за всё время никакого подвоха не обнаружили. Подождем. Я хоть и противник полагаться на авось, однако, чувствую: здесь случай особый.

– Ну, хорошо. Дадим время, – согласился добрый. – Но что потом? Что будем делать потом при любом исходе? Евгений Петрович?

У Громова уже был заготовлен ответ:

– Уже ничего потом делать не надо. Уже всё сделано. Если его правильно подтолкнуть в нужном направлении, то можно расслабиться и наслаждаться результатами. У него есть идея изменить мир, так пусть ее воплощает. Он горит желанием иметь огромную лабораторию. Предоставлю. Он пока не понимает, что в одиночку всё не успеет. Будет штат правильных сотрудников. Я уже старый, и как бы ни храбрился, чувствую, что мозг уже не тот. С трудом воспринимаю новое. Пора освобождать дорогу молодым да рьяным. Заведовать кучей лабораторий мне уже не под силу, да и переболел уже. Вот ему и отдам. Но не одну, а все. Пусть там и лечит гусей да мышей от рака. И превращает муху в слона.

– Постой-ка! А как же твоей нынешний проект? Соскочить хочешь? Боюсь, это не одобрят, – поднял удивленные глаза добрый.

– Нет, конечно, проект не оставлю. Просто с этим мальчиком мы сделаем чуточку больше, нежели без него.

– А что скажет безопасность? – добрый перевел взгляд на строгого.

– Безопасность скажет, что чёрт с ним с этим мальчишкой. Пусть сначала что-то там изучит, результаты получит. А-то ведь пока всё только на словах. А уж потом мы его возьмем в оборот. Или не возьмем.

– А как же разведчики в облике птиц? Нам разве не нужны?

– Пока своих хватает, – улыбнулся строгий. – Вот если бы он в муху смог превратить – другое дело.

– Ну, хорошо, так и решим на сегодня. А ты всё же проконтролируй там что да как.

– Не переживайте, – успокоил строгий. – Я своё дело знаю.

***

"Ох и красиво же!" – с невольной завистью подумал Борька, глядя не завораживающий полет гуся гуменника. Ему ни разу в жизни не посчастливилось наблюдать за полетом этих красивых диких птиц так долго и так близко. Он уже знал наверняка – это Васька. Однозначно. Ни один дикий гусь в здравом уме не решится на подобные выкрутасы перед людьми!

Василий изящно спланировал и приземлился в десятке шагов от Бори. Но подходить явно не собирался. Ему было достаточно пары секунд, чтобы взмыть вверх и удалиться на безопасное расстояние. Борька опустился на колени и приказал:

– Отойдите! Возможно, он боится. Оставьте нас одних.

Обитатели лагеря уже усвоили, кто здесь командир, и без лишних эмоций сгрудились чуть поодаль. Впрочем, каждый сам и без Борькиных распоряжений понимал значимость момента.

– Вася, если ты меня понимаешь, если это ты, дай знать! – Борька затаил дыхание.

Гусь расправил крылья, поднял клюв к небу и издал торжествующий крик.

Борьку охватил щенячий восторг. Но он боялся спугнуть момент и лишь вытянул руку, приглашая Василия первым сделать шаг.

Васька закончил махать крыльями, аккуратно сложил их. Для человека казалось, что тот испытывает