«Ты забрала его у меня, – мысленно рычала Лора, позволяя своей боли подпитывать взрыв ненависти, нарастающей в душе. – Ты не прикоснешься к нему».

– Он может и не быть… – Иро прижала руку к рассеченной щеке, выплевывая сгусток крови изо рта. – Ты мне не враг, Лора!

– Ты сделала меня своим врагом! – Лора занесла дори высоко над головой, позволяя Иро блокировать ее удар, и ногой заехала ей в грудь. Вода помогла Иро удержать равновесие, но момент уже был упущен.

Когда Иро снова рванулась вперед, Лора уклонилась вправо, попыталась вонзить копье в ступню бывшей подруги, но все расплывалось под неистовыми струями дождя. Вытащив нож из шеи мертвого охотника, Иро сделала новый выпад. Лора отразила удар железным наконечником дори с такой силой, что посыпались искры.

Бой обрел ритм, и Лора, растворяясь в ощущении своего тела и погружаясь в прошлое, отыскала в себе ту маленькую девочку, которая вырвала бы сердце у своего противника, чтобы заявить о победе.

А потом она отпустила на волю свою неукротимую беспощадность. Каждая мучительная потеря, каждое унижение, каждое воспоминание о той удушающей безнадежности клокотали в ней подобно буре.

Наконечник копья должен был вонзиться в грудь Иро, но той удалось отвести удар и ответной атакой оставить глубокий порез на предплечье Лоры.

«Она заслуживает смерти, – злобно думала Лора. – Они все этого заслуживают».

Пусть она станет монстром в их легендах. Пусть ее клеос будет злодеянием в их глазах, но ей он принесет славу.

Лора сделала ложный выпад в живот Иро, чтобы снова вытащить нож из воды. Белки глаз Иро вспыхнули, когда Лора вонзила лезвие в ее бедро и перевернула дори, чтобы поднести сауротер к ее горлу.

Фигура Афины возникла на краю пруда, рядом с тем местом, где теперь были разбросаны тела других Одиссеидов.

Иро, хромая, пятилась назад, надеясь, что ей удастся сбежать. Кровь заливала ее лицо. У Лоры мелькнула несвоевременная мысль, что эта рана могла бы стать двойником того шрама, что оставил ей на память архонт Одиссеидов в ночь своей смерти.

Лора снова двинулась на нее. У раны не было шанса зарубцеваться.

Иро выставила перед собой дори, не подпуская Лору к себе, изо всех сил стараясь выпрямиться во весь рост.

Дори постепенно окрашивалось в пылающий красный. Казалось, жар исходит от его наконечника, превращая дождь вокруг них в пар. Взгляд Иро был прикован к оружию, тем временем жар усиливался, и сталь размягчалась в ее руке. Она отшвырнула копье в воду, расплавленный металл ожигал ей ладонь.

Лора обернулась.

Из воды медленно поднимался Кастор. На лице застыла бесстрастная маска, а глаза горели золотом.

Воздух мерцал вокруг Кастора, наполненный его силой.

Лора застыла, и дори выскользнуло из ее пальцев.

Это ей кажется. Это… невозможно.

Она видела, как он умирал. Ее взгляд упал на его грудь, на то место, где стрела пронзила сердце. Под окровавленной дырой на его рубашке, там, где должна была зиять рана, виднелась новая, неповрежденная кожа. Что означало…

Свет и сила вокруг Кастора нарастали. Его глаза остановились на теле охотника, потом обратились к Иро.

– Уходи, – бросил он ей.

– Что… это… такое, – выдохнула Иро. – Кто ты? Ты же был…

– Уходи! – прогремел голос Кастора.

На этот раз у Иро хватило ума побежать. Схватившись за раненую ногу, она ковыляла сквозь дождь и потоки воды. А Кастор снова уставился на тело охотника.

– Ты сделала это? – тихо спросил он.

При звуке страдания в его голосе Лора до боли стиснула зубы.

– Да. И сделала бы это снова.

Его глаза закрылись и медленно распахнулись, как будто он пробуждался ото сна.

– Что бы ни случилось со мной, ты не можешь так поступать с собой.

Краткая радость, которую она испытала, сменилась горечью. Да как он смеет… как смеет осуждать ее, отчитывать, как маленькую. Словно она не понимает, что хорошо, а что плохо.

– Я могу делать все, что захочу, – холодно сказала Лора.

– Это не так, – возразил Кастор. – Я не верю, что ты хочешь именно этого – убивать людей, быть охотником.

– Я сама делаю выбор. – Лора почувствовала, как в ней поднимается горячая ярость. – Ты – единственный, кто не станет играть по тем же правилам, что и все остальные. Для меня это не соучастие. Это выживание.

Новый бог в изумлении уставился на нее.

– Ты слышишь, что говоришь? Думаешь, это то, чего хотели бы твои родители – чтобы, отомстив за них, ты потеряла себя?

– Не смей использовать их как оружие против меня! – рявкнула Лора.

Кастор не успел ничего сказать, потому что к ним уже летела Афина.

– Кто ты такой, самозванец?! – прогрохотала богиня. – Ты не смертен, а это значит, что ты не бог. Кто ты такой?

– Я… – Кастор опустил взгляд на свои руки, все еще обвитые золотыми щупальцами силы, а затем коснулся груди в том месте, куда вонзилась стрела.

Артемида задавала тот же вопрос. Кто ты такой?

– Какую жизнь ты ведешь? – напирала Афина. – Что ты от нас скрываешь?

– Ничего. – Кастор перевел взгляд на Лору. – Я не могу этого объяснить… я не помню, что произошло в тот день…

– Что ты знаешь об Агоне, чего не знаем мы? – не унималась богиня. – Я не верю, что ты ничего не помнишь. Если за эти семь дней ты не утратил бессмертия, ты что-то узнал – сделал что-то, – и скрыл это от нас, твоих союзников.

– Я не… – Голос Кастора был низким, грубым. – Я не помню. Была боль, а потом темнота – и тогда я очнулся.

– Ты лжешь, – заявила Афина. – Ты здесь, но не участвуешь в охоте. Не так, как положено. Скажи мне, кто ты такой. Моя сестра была права – твоя сила ощущается как-то по-другому. Она течет сквозь тебя, но не рождается из тебя.

Лора, потрясенная, повернулась к ней.

– Что это значит?

Богиня лишь смотрела на Кастора, пока наконец к ней не присоединилась и Лора. Ее пульс подскочил, и она вдруг почувствовала, будто тонет в воздухе, когда в ее ушах раздался звонкий голос.

Все это не по-настоящему.

– Твоя потерянная память – удобная ложь, чтобы скрыть правду о том, как бог может избежать охоты, – сказала Афина. – Не потому ли ты не являл себя в физической форме последние семь лет? Ты вообще был в этом мире?

Все это не по-настоящему.

Ни Гилберт, ни ее жизнь здесь, ни даже Кастор и знакомое ощущение безопасности, рождавшееся в ее сердце от одного только его присутствия.