Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Еще один цикл, – сказала ей мать. – А пока нужно набраться терпения и упорно трудиться».
Еще один цикл, а потом она сможет проявить себя.
Еще один цикл, и она сможет спасти Кастора. Он был жив, и девочка верила, что ее друг продолжит бороться. Если бы она помогла отцу убить бога, он мог бы исцелить Кастора.
Еще один цикл.
Всю неделю они с сестренками просидели в четырех стенах, и Лора, как могла, отвлекала их играми. Тот вечер должен был пройти так же, как и все предыдущие: она помоет посуду, выбросит коробку из-под замороженной пиццы в мусоропровод, почистит зубы, поцелует Дамару на ночь в ее колыбельке, а потом заберется в кровать с Пиа, укутывая их обеих одеялом, которое пахло цветами апельсина, как духи их матери.
– Что вы здесь делаете?
Оба родителя обернулись на звук голоса Лоры.
– О, я думала, что ты уже спишь, – шагнула к ней мама.
Лора спрыгнула со стула, пятясь от ее протянутых рук.
– Что вы здесь делаете? – снова спросила Лора.
Родители обменялись странными взглядами. Отец не брился несколько дней и оброс колючей щетиной. Над левым глазом у него был порез, а еще он, казалось, слегка прихрамывал. Лора оглядела мать, отмечая синяк на щеке и перевязанное запястье. Ни у одного из них не было достаточно серьезных травм, что заставило бы их покинуть охоту до срока и тем самым навлечь на себя позор. Во всяком случае, она таких травм не увидела.
– Я хорошо заботилась о них, – с обидой в голосе произнесла Лора. – Я была умницей. Я делала все, о чем вы меня просили.
– Я знаю, что ты это сделала, – тихо сказала мать.
Тогда почему?
Отец опустился перед ней на колени, пытаясь заключить ее в объятия. Девочка снова отстранилась, врезавшись в кухонный стол.
– Ты не поцелуешь своего папу?
Лора отвернулась, ее сердце колотилось, мысли метались в поиске объяснения.
– Вы не должны быть дома. Агон еще не закончился.
– Для нас закончился, – мягко произнес отец.
Еще один цикл.
Девочка резко повернулась к нему, у нее перехватило дыхание, и голос предательски дрогнул.
– До следующего раза?
– Навсегда, chrysaphenia mou, – проговорила мама. – Мы с твоим отцом пришли к решению, которое должны были принять много лет назад. Мы больше не будем участвовать в охоте.
Лора замотала головой, закрывая уши ладонями, чтобы не слышать этих слов. Мать снова обменялась взглядом с отцом, и он поднялся на ноги.
– Мы ждали так долго, как только могли, – сказал отец. – Ситуация осложнилась. И пока охота не закончилась, и все заняты только ею, мы должны уехать из города. Сегодня ночью мы соберем все, что нужно, а завтра начнем новую жизнь где-нибудь в другом месте.
Лора ничего не понимала. Что случилось?
– Ты боишься Аристоса Кадму? Ты же говорил, что Персеиды ничего не боятся, – заговорила Лора. – Ты говорил, что Дом Персея благороднее всех. Ты говорил…
Не было семьи, где бы их не презирали, не высмеивали ее отца всякий раз, когда он просил о союзе. Их род потерял наследство, они сражались негодным оружием, от которого отказались другие кланы. Но Лора никогда не думала, что они потеряют гордость. Честь – самое важное, единственное, что у них оставалось.
«Важнее, чем воздух в ваших легких, – говорил ее инструктор. – Вы не сможете выжить, лишившись чести, и вы бы этого не захотели».
– Я помню все, что говорил тебе, Мелора, – проговорил отец. – Но так больше продолжаться не может. Мы не выживем в этом мире. Аристос Кадму заявил о своих притязаниях на силу Ареса. Ты понимаешь, что это значит?
Девочку возмутила его осторожная пауза – словно отец не верил, что Лора в полной мере осознает суть этих слов.
При мысли о том, что такой человек, как Аристос, станет бессмертным и обретет власть, которой не заслуживает, Лора вздрогнула. Она очень хорошо понимала, что это значит, но быстро справилась с собой.
Потому что через семь лет она будет наносить ему удары клинком, пока не прольется его смертная кровь, а потом приведет к своему отцу, чтобы тот добил мерзавца.
– Мы делаем это для тебя и твоих сестер, – продолжил отец. – Мы покидаем Агон и этот город и уходим так далеко, как унесут нас ветры.
Я никогда не буду охотиться.
Эти слова отозвались в ней холодным животным ужасом. Она никогда не возвысится, так и останется девчонкой на пороге тайного мира, без ключа, чтобы открыть дверь в новую жизнь.
– Нет, – твердо сказала Лора. Бабушкины клинки ждали ее, как и обещание, которое должно быть выполнено. – Вы – трусы. Трусы, и, если не будете сражаться вы, тогда это сделаю я!
Мать отвернулась, прижимая руку ко рту, в ее глазах застыло страдание.
– Ты не смеешь так разговаривать с нами, Мелора, – строго произнес отец.
Гнев в его словах ударил по ней еще больнее.
– Я вас ненавижу, – прошептала она сквозь стиснутые зубы.
– Лора, прошу тебя, – с отчаянием проговорила мать.
– Я ненавижу вас, – повторила Лора. – И буду ненавидеть вечно!
– Очень хорошо. – Отец пристально посмотрел на нее сверху вниз, его лицо омрачилось. – По крайней мере, ты будешь жива, чтобы ненавидеть.
Девочка пронеслась мимо него через всю квартиру и ворвалась в спальню, которую делила с сестрами. Она стояла в темноте, плечи ее тряслись от рыданий. По ту сторону двери заскрипели половицы и послышались тихие голоса родителей.
Не желая разговаривать с ними, не желая видеть их, она забралась в постель, устраиваясь рядом с Олимпией, и накрылась с головой.
– Оставь ее, Елена, – раздался голос отца. – У нее мой характер, и мы оба знаем, что только время может все уладить.
– Она должна понять, – прошептала в ответ мама.
– Я не хочу, чтобы девочки жили в страхе, – продолжил отец. – Я не позволю, чтобы это преследовало их всю жизнь.
– Ей нужно знать, что он вознесся, – упорствовала мама. – Нам следовало уехать до того, как эта неделя началась.
– Мы должны были хотя бы попытаться, – возразил отец. – Если бы один из нас сумел вознестись, мы могли бы защитить их.
– Она должна знать о последствиях, – продолжила мама. – Что мы не можем спрятаться от него. Что он придет не только за ней, но и за всеми нами… и за этим.
Шаги затихли, унося с собой их голоса. Лора сжала кулаки, крепко зажмурилась. Ее колотило от злости, и девочке казалось, что она взорвется, если не закричит.
Олимпия заерзала и свернулась калачиком рядом с ней, как сонный щенок, прижавшись темноволосой кудрявой головкой к груди Лоры.