— Слава Богу. Слава Богу… Как отмычкою — отомкнуло душу твою. И что же ты теперь хочешь?

— Хочу в пустыню, как Мария Египетская.

Батюшка улыбнулся.

— Ну, милая моя, значит, всё правильно. Все нормальные люди, как в первый раз это Житие прочитают, так в пустыню хотят. Всё правильно.

И батюшка погладил Шурочку по голове. От этого неожиданного движения у Шурочки на глаза навернулись слёзы.

— Батюшка, она живёт одна. Мать живёт с отчимом, и не знает ничего. В институте у неё «академ», — это уже вступила в разговор Маша.

— Знаю, я знаю, куда ты клонишь, — сказал батюшка Маше. — Я уже думаю!

— Я в институт не вернусь, — Шурочка высказала то, что вызревало в ней всё это время. Если в пустыню нельзя, то я хочу, как Машка… помогать хочу…

— Ишь, какая прыткая… Помогать… Окрепнуть надо. Во всех смыслах. В первую очередь — в вере. Институт — не помеха. Маша вон — в институте. А вот ты не боишься, что тебя через месяц назад потянет? Свобода поманит, и снова кайфа бесплатного захочется? Душу захочется дьяволу продать?

Батюшка говорил резко, и Шурочка сжалась от его слов. «И правда, как это я осмелилась… неделю назад ещё в ломке корчилась. Чудо со мной произошло. Чудо. Мне кажется, что уже годы с того времени прошли. Прости, Господи…»

— Ладно, — сжалился над ней батюшка. — Возвращайся домой. В субботу — к вечерне и на исповедь. В воскресенье — на литургию. В четверг — на школу приходи, где такие, как ты, собираются. Книги читай. А я Матушке Анастасии позвоню. Есть тут под Москвой один монастырь женский. Туда тебя определим, если Бог даст. Побудешь послушницей. Будет тебе там и укрепление в вере, и помощь, и пустыня. Согласна?

— Да, — сердце Шурочки стучало. Её казалось, что всем слышно, как оно стучит. — Можно мне к Юре съездить? В тюрьму? Может, получится на свидание попасть?

Батюшка задумался и сказал:

— Юре ты пиши, с матерью передавай письма, и так, по почте. Но ездить — не благословляю пока. Окрепнешь — поедешь. Всё, идите с Богом.

— Маша, а что, это все священники так с нами возятся? С наркоманами? — Спросила Шурочка, когда они с Машей спустились по лестнице храма.

— Да нет, что ты. В Москве таких батюшек можно по пальцам пересчитать. А центр такой, можно сказать, и вообще один.

— Как один? А нас-то — много как. И никто ничего не знает, никто и представить себе не может, что можно помогать… так. И что действительно — вырваться можно. Почему, Маша?

Какое-то время они шли молча.

— Маша, почему?

Я думаю, как тебе ответить. Ты ведь поняла, кто помогает? Бог! А Богу кто сопротивляется? Вся темная сила стоит против Бога. Тот, кто наркотики распространяет. Ищи, кому выгодно, чтобы центров таких не было? Кто бизнесом на нашей смерти занимается и огромные деньги на этом зарабатывает. Вот тебе и ответ. Наркодельцов много, а центров таких — мало. И ещё… Я уж не знаю, как это сказать… Я сама об этом думала столько раз…

— Скажи!

— Ну, вот помогло тебе… потому что Бог помог. Потому что — всё честно. Все, кто тебе помогал… Как помогали? Во Славу…

— Во Славу Божию!

— Да! Честно, и во Славу Божию. Может, хотел бы кто-то тоже помогать. Но в сердце у него корысть… или жажда прославиться… или гордость — мол, это я помогаю! Многие пытаются помогать, но не тем духом помогают. Не тем духом! И не даёт им Бог открыть такой центр. Поняла? И люди у них не выздоравливают, а снова начинают.

Не заливается чистая вода в грязный кувшин. А вычистить кувшин — можно только во Славу Божию.

Целый пакет книг привезла Шурочке Маша. И Шурочка вернулась домой, в свою квартиру. Войдя, она перекрестилась на икону Федоровской Божьей Матери.

— Прости меня. Прости меня, матушка, — сказала Шурочка.

Что-то заставило её склониться и встать на колени. И долго, долго так она стояла, уже и не говоря ничего. Такое было чувство, будто вернулась она домой, после долгого, изнурительного странствия. Вернулась и припала к материнской щеке.

Через некоторое время Шурочка встала, прошлась по комнате, вышла на кухню.

«Грязно-то как у меня» — подумала она.

И Шурочка взяла ведро и тряпку. Потом подумала, и нашла свою старую футболку, из неё получились прекрасные тряпки для стёкол. Шурочка раскрывала окна, одно, потом другое, и мыла их с удовольствием и даже с радостью. Затем она вымыла полы.

На душе было светло и спокойно.

Как светло и спокойно было на душе!

Пора было написать Юре письмо. Надо было как-то описать ему всё то, что с нею произошло.

Но нет, ещё одно дело надо было сделать. Шурочка открыла нижний ящик комода. Шесть тысяч по-прежнему лежали там, под газетами. Шурочка привычно, как-то автоматически прикинула, сколько можно было купить… Сколько граммов можно было купить…

И снова она посмотрела внутрь себя. Туда, туда, в самое сокровенное и скрытое место…

Ей не хотелось! Не хотелось!

И Шурочка закрыла нижний ящик комода. Она снова опустилась на колени. «Спасибо, Господи! — сказала про себя Шурочка. — Спасибо, Господи. И тебе, Матерь Божия, спасибо. Спасибо, Мария Египетская…»

Только к вечеру она закончила письмо к Юре. Ей приходилось прерываться, ходить по комнате, вычёркивать из письма какие-то куски и всё начинать сначала.

«Ты осилишь, Юрка, — написала Шурочка в конце письма. — Ты осилишь, и у тебя получится так же, как у меня, и даже лучше. И мы сможем жить. Мы сможем жить вместе, без всякой дури. Я верю. Я верю. Я верю».

Письмо получилось большим, толстым. По почте не стоило отправлять такое.

«Отнесу завтра Наталье Леонидовне», — подумала Шурочка и приступила к пакету с книгами.

Неделя пролетела незаметно. Шурочка сделала всё, как сказал батюшка. Снова была в храме и спокойно выстояла длинную вечернюю службу, и воскресную литургию. И на школу сходила. И слушала другого, молодого священника. Не слушала — впитывала, как губка, всё, что говорилось.

А в среду, на следующей неделе, ей позвонила Маша.

— Приходи в храм. Батюшка договорился.

Батюшка действительно договорился, и можно было ехать. Сначала — месяца на три.

Батюшка смотрел на Шурочку из-под очков. Казалось, что он смотрит туда, прямо в Шурочкино будущее.

— Подойди, благословлю тебя. Да смотри, веди себя там, как тебе скажут. Во всём подчиняйся матушке Анастасии. Работай, не ленись. За послушание работай. Во Славу Божию. А работы там разные. И по хозяйству, и шитьё, и иконописные мастерские есть. Пристроишься. На службы будешь ходить, книги читать. Если что будет невтерпёж — звони мне. Но сама из монастыря не уезжай. Как едешь — по благословению, так и покинуть его должна — по благословению. Поняла?