Относительно индийских войск англичан нечего говорить. В течение многих лет истощенные голодовками, чумой и холерой, получающие оружие от англичан только днем и едва ли умеющие даже стрелять, английские индусы, может быть, годятся только в обозные погонщики или в маркитанты.

Американцы также показали, что они не могут ходить так, как русские, и уже отстали от нас на целый переход вместе с англичанами.

Несмотря на свою храбрость, японцы и их генералы Ямагучи и Фукушима весьма ценят союзничество русских, так как прекрасно понимают, что, в случае опасности, только русские могут поддержать и выручить японцев. Поэтому каждый день генерал Фукушима или начальник штаба 5-й японской дивизии, действующей ныне на театре военных действий, является для совещаний к начальнику Русского отряда, генерал-лейтенанту Линевичу.

28 июля, в 5 часов вечера, наши войска, сделав около 20-ти верст, пришли на отдых в деревню Матоу, расположенную в 75-ти верстах от Тяньцзина. Войска наши переночевали здесь и в 6 часов утра двинулись дальше на Чжанцзявань.

Чжанцзявань

29 июля

29 июля, в 3 часа дня, пройдя около 12 ли, наши войска пришли в опустошенный китайский город Чжанцзявань. В 6 часов утра наша и японская кавалерия производили рекогносцировку. Наши казаки неожиданно наткнулись на китайцев, которые засели в гаоляне и стреляли по нашим. Сотня стала отстреливаться залпами, затем подошли главные японские силы: пехота и 2 их горные батареи, которые прогнали китайцев несколькими орудийными выстрелами. Китайцами зарезан 1 казак, другой ранен.

Сегодня в авангарде были: 3 батальона японцев и их 2 горные батареи (12 орудий), за которыми шла наша 2-я легкая батарея, а за ней 2 1/2 роты 2-го полка. Всего 4 батальона, 20 орудий. Лазутчики передали, что еще минувшей ночью в этом большом городе, укрепленном стенами, Чжанцзяване, ночевал китайский генерал Сун Цин с немногими оставшимися у него войсками. Утром он бежал, оставив город без боя.

Из Пекина вести весьма благоприятны: все посланники и иностранцы здравствуют и имеют продовольствие еще на несколько дней… Китайские войска бегут из Пекина: там остались теперь только маньчжурские солдаты. Войска, бегущие перед нами, отступают на Тунчжоу и на Пекин. Общая численность их не более 5000, из которых часть в Тунчжоу, часть в пути.

Послезавтра мы надеемся достигнуть Пекина, который от нас в расстоянии 40 верст.

Очень трудно писать корреспонденции в походе. Благодаря тому, что выступление на Пекин из Бэйцана было назначено совершенно неожиданно, я не мог ничем запастись и весь мой багаж состоял только из записной книжки, карандаша и хлыста. Мне не на чем было даже писать. Бумагу благосклонно давали штабные писаря. Писал я где придется: то в гаоляне или кукурузе, то в фанзе, на двуколке, на пне, под тенью ивы. Приятнее всего было писать в кумирне, среде идолов, жертвенных сосудов и курильных палочек. Присутствие божества ученых и литераторов Вэнь Чан Ди Цзюнь, с глубокомысленным лицом, длинной черной бородой и книгой в руке, действовало на меня успокоительно и ободряюще.

Однажды я писал на огороде, окруженный сетью гороха и бобов, в тени оранжевых подсолнухов. В фанзе и на дворе валялись брошенные впопыхах домашние вещи, еда, зерно и платье. Бродили забытые куры и поросята. Избушка была так бедна, что в ней не нашлось ни одного стола, кроме одного, занятого семейными кумирами и дощечками с именами предков, которых я не решился тревожить. Входная дверь была сломана и лежала. Пришлось ею воспользоваться и писать корреспонденцию на двери. Из фанзы послышались жалобные стоны. Я вошел в избушку и неожиданно разыскал среди наваленного старого скарба маленькую, жалкую, сморщенную и полуодетую старушонку, которая с ужасом отвернулась от неожиданного пришельца и дрожа ожидала, когда он ее убьет. Вероятно, ее родственники забыли о ней в переполохе или бросили ее, полагая, что ей все равно не жить. Она была так дряхла и слаба, что едва могла двигаться. Я поставил возле нее чашку с водой, но старушка отвернулась и только стонала.

В Чжанцзяване наш отряд стал биваком в поле, вне древних полуразвалившихся стен города, в котором уже хозяйничали японцы. Под вечер, когда весь отряд отдыхал, недалеко от ставки генерала Линевича, из гаоляна вышел высокий старик с решительным лицом и длинными седыми усами. Наши стрелки приняли его за китайского солдата, схватили старика и привели в штаб. Генерал Линевич поручил мне опросить его.

Старик ответил, что он не солдат, а землепашец и скрылся в гаоляне, спасаясь от выстрелов китайских солдат. Он вышел из гаоляна, так как ему нужно идти в город домой, и он надеется, что ему ничего дурного иностранцы не сделают. Он не солдат и поэтому относительно китайских солдат ничего не знает.

Генерал Линевич приказал сказать старику, что если он будет отпираться и не скажет всего, что он знает о количестве, состоянии и направлении китайских войск, то он будет расстрелян. При этом одному стрелку было приказано взять ружье.

Старик выпрямился, гордо поднял голову и смело взглянул в черное зияющее смертоносное дуло, направленное против него. Он ничего не ответил и был готов принять смерть.

– Отпустите его! – приказал генерал.

Не знаю, что сделали наши стрелки со стариком, но они были уже озлоблены против китайских солдат, которые скрывались в кукурузе и гаоляне, стреляли из хлебов, а в случае опасности сбрасывали свои форменные куртки, бросали ружья, вылезали, кланялись и выдавали себя за мирных поселян.

Трудно сказать, кто был этот старик, но, судя по его рослой фигуре и неустрашимости, в нем можно было заподозрить старого китайского солдата.

Тунчжоу

30 июля

Хотя японские генералы условились с генералом Линевичем одновременно и совместно штурмовать большой город Тунчжоу и для этой цели выступить из Чжанцзяваня в 3 1/2 часа утра, однако японцы почему-то раздумали и снялись с бивака в 1 1/2 ночи, о чем известили начальника русского отряда. Не желая утомлять своих солдат, генерал Линевич остался при прежнем решении и приказал поднять отряд в назначенное время.

Японцы рвались вперед.

В 4 часа утра японский авангард подошел к Тунчжоу и, не дожидаясь прибытия остальных союзных сил, взорвал вековые ворота города, которые были заперты. Японцы ворвались в ворота и сейчас же распространились по всему городу, нигде не встретив никакого сопротивления. Китайские войска еще за день и накануне бежали из города. Японские флаги были поставлены на всех воротах. Только у южных ворот я увидал китайскую стражу, вооруженную старинными ружьями и состоявшую из 10 человек; все они были переколоты японцами. Даотай и чиновники бежали. Большая часть жителей, которых, вероятно, было не менее 100 000, осталась жить в городе, запершись в своих домах и лавках.