– И что же?

– Такие результаты достаточно умный человек мог бы предвидеть заранее.

– Кого вы имеете в виду?

– О, никого в частности – пока. Но закон требует…

– Но раз это, действительно, повлияло на людей в лучшую сторону?..

– Если закон можно нарушать безнаказанно – что это за закон?

Капитан криво усмехнулся.

– Ну что же. Если это вам нужно… Какая степень достоверности вас устроит?

– Не понимаю.

– Дать исчерпывающее объяснение мы пока не в состоянии. Наш опыт тут помочь не может. Так что пока можно говорить лишь о предположениях.

– Для начала неплохо, – сказал инспектор. – Особенно, если эти предположения выглядят убедительно.

– Как раз точные предположения не всегда выглядят убедительно.

Он поглядел в потолок, потом снова перевел взгляд на инспектора.

– Могу совершенно точно сказать одно: я не устраивал этой аварии. Но и подозревать кого-то другого у меня нет оснований.

– Жаль, – откровенно сказал инспектор. – Ведь если бы мы предположили, что виновником был именно человек, а не просто, скажем, естественная усталость металла или еще что-то такое, то можно было бы ожидать повторения такой аварии.

– Скажите откровенно, инспектор: чего вы хотите?

– Как и все – спастись и спасти других. Прежде всего – других.

– Спасти, охранив от предполагаемого злоумышленника?

Инспектор искоса посмотрел на капитана.

– Итак, вы совершенно исключаете умысел?

– Да.

– А я обязан предполагать его.

– Ничем не могу помочь.

– Что ж, – сказал Петров. – Я справлюсь и сам.

– Нет, Верочка, – сказала Зоя, пытаясь выглядеть если не здоровой, то по крайней мере бодрой. – Мне куда лучше. Не волнуйтесь и не тратьте на меня времени.

– Я посижу, – сказала Вера. – Можно?

– Хорошо, будет веселее. Хотите – поговорим о чем-нибудь? Расскажите, что делается у нас. Сколько я уже – неделю?..

Вера уселась, как она любила – на брошенный на пол коврик, обвила колени руками, полузакрыла глаза.

– Вы? Десять дней. Похудели страшно…

– Поделом мне. Зато теперь я знаю, как надо лечить это. Если мы еще раз заболеем… Ну, что там делается?

– Снова ходят, как сонные, едят нехотя – я ведь вижу, сколько еды уходит, сколько остается… Ссорятся. Будь они нормальными – давно бы уже передрались, а теперь говорят самые страшные вещи – и расходятся равнодушно. А ведь, кажется, никто не болен…

– Небольшие нарушения рефлексов, может быть… В таком положении это понятно. А вы как себя чувствуете?

Зоя спросила – и тут же забыла о заданном вопросе: пустота была в голове…

– О чем я? Да, есть в биологии такой термин – специализация. Мы все – слишком специализированные люди… Есть закономерность в биологии: при резком изменении обстоятельств гибнут в первую очередь именно специализированные виды, а выживают те, кто еще не успел или не смог приспособиться к чему-то одному. Им легче перестроиться. Выживем ли мы?

– Надо, – тихо сказала Вера.

– Да, я знаю, что надо, не знаю только – зачем.

Они долго молчали, потом Вера поднялась.

– Пойду. Вам принести что-нибудь?

– Спасибо, у меня все есть. А вы на самом деле прекрасно выглядите, Верочка, по сравнению со мной, во всяком случае. И не похудели ничуть…

– Да, – слабо улыбнулась Вера. – До свидания. Выздоравливайте. Я зайду завтра.

Зоя проводила ее взглядом. Какая-то мысль пришла ей в голову, но слишком слаба была Зоя, чтобы проследить за мыслью до конца. Она приподнялась на локте, хотела окликнуть Веру, расспросить, подумать вслух, сформулировать промелькнувшую догадку – но тут же откинулась на подушку. Все-таки Зоя была еще очень слаба.

Инна осмотрела себя в зеркале и осталась довольна. Она прошла через пустой салон и вскоре уже стучалась в рубку связи. Как она и думала, Луговой был там.

– Вы… – сказал он радостно.

– Я ведь обещала, что приду еще. Или нет?

– Я… Наверное, обещали…

– Вам это не нравится? – строго спросила Инна.

– Ну, что вы! Я только…

– Вы хотите что-то сказать и не решаетесь, – перебила она. – Такой привлекательный молодой человек не должен быть робким.

– Ну… Инна, зачем вы говорили все это? Такая женщина, как вы, такая…

– О-о! – Сладко, ах, как сладко слышать это. Трудно человеку справиться с собой. Но ведь она пришла не только ради этих слов…

– Вы еще слишком молоды…

– Саша, – торопливо подсказал он.

– Не судите поэтому, Саша, о серьезных вещах поверхностно. Я показалась вам смешной? Но поверьте, я знаю, что говорю. И пришла к вам за тем, чтобы вы показали мне то, что видели когда-то на экране. Помните наш разговор?

Луговой молчал, не зная, что делать. Инна подошла к нему вплотную, провела ладонью по его щеке, улыбнулась, глядя прямо в глаза.

– Ну, решайтесь же… Разве можно заставлять женщину ждать?

Он не выдержал – не хотел обнять ее, но как-то само собой получилось. Инна без труда высвободилась.

– Нет, Саша, нет… Я хочу видеть.

Она отстранилась, но была совсем рядом, и он потерял голову. В конце концов он может показать запись кому угодно, это его дело…

– Хорошо, – сказал он, голос сорвался, и он откашлялся. – Смотрите…

Свет погас, замерцал экран. Узкий полумесяц появился на нем, концы его чуть подрагивали…

Инна досмотрела до конца. Потом спросила звонким шепотом:

– Вы поняли, что это означает?

Луговой замялся.

– Ну… я пробовал составить программу. «Сигма» выдала массу расшифровок, все совершенно разные. Все зависит от программы, а программу составлял я…

– Покажите хоть одну!

Достав клочок пленки, Луговой прочитал:

«Последняя попытка зондирования, успеха нет. Неясно происхождение. Природа первая или вторая. Пересекать пространство без выхода в иные области не могут существа. Тело не источник возникновения мира или системы. Не место проникновения энергии из иной области. Почти не излучает. Случайность. Вернуться через…»

– «Сигма» определяет срок, как тысячу или десять тысяч лет.

– А еще?

– Вот.

«В нулевой момент времени начальная точка системы, неизменная пространственная координата которой равна нулю, совпадает с начальной точкой…»