– Хуже моего?

– Примерно так же. Больше синяков, меньше крови. Крепче всего я, правда, запомнил, до чего был потом уставший. Чуть ли не целую неделю я только и мог, что лежать на диване, смотреть телик да лопать то, что бабуля подтаскивала. Когда больно, устаешь вусмерть.

Трей осмысляет.

– Вы им сдачи дали? – спрашивает. – Парням, которые вас отлупили?

– Ага, – отвечает Кел. – Чуть погодя, потому что надо было вырасти и стать таким же здоровенным, как они, но в итоге все удалось. – Слезает со стула, дергает за брезент. Держится. – Вот. Теперь не придется прятаться в уборной, если кто-то объявится. Отдыхай на всю катушку. – Малая зевает еще раз, трет кулаком здоровый глаз и заматывается в простыни. – Спи крепко, – говорит Кел и закрывает за собой дверь.

Спит она четыре часа. Кел обдирает во второй спальне обои в неспешном, ровном ритме, чтоб без всяких случайных шумов. Пыль вьется и мерцает в солнечном свете, косо скользящем в оконные стекла. Среди сжатых полей перекликаются овцы, запоздалая стая гусей поднимает далекий гомон. Никто никого не ищет.

Голод все же выгоняет Трей из постели, Кел делает им сэндвичи с арахисовым маслом, после чего запирает Трей, чтобы сгонять в город. Даже если Дони позвонил Остину тут же, вряд ли это окажется в списке приоритетов Остина достаточно высоко, чтобы бросаться действовать, но Кел все равно хочет вернуться домой засветло. Выкатывается к воротам, и дом, приземистый и невозмутимый среди заросших полей во владениях Кела, оттененный бурым мазком гор на горизонте, кажется очень далеким от всего на свете.

По дороге он звонит Лене.

– Привет, – говорит. – Как там собаки?

– Мировецки. Нелли мне в наказание изничтожила всего одну мою туфлю, но и та старая. – Из трубки доносятся мужские голоса, где-то разговаривают. Лена работает. – Как Трей?

– Нормально. Ее слегка потряхивает, но все получше. Сами как? Ломота отпустила?

– В смысле, – говорит Лена, – удалось ли мне забыть о ней покрепче, чтоб я по второму разу согласилась?

– Ну, и это тоже, – говорит Кел. – Малая хочет остаться у меня еще на одну ночь. Сможете мне подсобить? Если я матрас добуду?

Через миг он слышит от Лены звук, какой может быть и смехом, и раздраженным вздохом, и тем и другим.

– Взяли бы щенка сразу, – говорит она. – Меньше хлопот вышло б.

– Всего одна ночь. – Кел почти уверен, что так оно и будет. Затягивать с этим он себе позволить не может. – Берите Нелли с собой, если хотите. Остальная ваша обувь сохраннее будет. – Насчет того, что чуткие уши бигля могут оказаться кстати, он не заикается, хотя уверен, что Лена смекнет и сама.

Мужские голоса затихают – Лена от них удаляется. Говорит:

– Только на одну ночь. Если матрас добудете.

– Как раз за ним еду, – говорит Кел. – Спасибо. Если понадобится вас выручить, вы знаете, к кому обращаться.

– В следующий раз, когда кто-то из щенков зассыт мне весь пол, я звоню вам.

– Явлюсь. Можно пригласить вас к нам на ужин?

– Нет, поем сама и приеду после. Где-то в восемь, скажем. До тех пор вдвоем отобьетесь?

– Постараемся, – отвечает Кел. – Я понимаю, что сажусь на голову, но не могли бы вы мне еще одно одолжение сделать? Можете позвонить Шиле Редди и сообщить ей, что с Трей все нормально?

Молчание.

– Ей надо знать, – продолжает Кел. Никакой особой теплоты у него к Шиле нет, но неправильно это – бросать ее маяться от мысли, что беспомощная или умирающая Трей валяется где-то на горном склоне. – Просто скажите, что ребенок в безопасности, вот и все.

– А, ну да, конечно. А когда она спросит, где Трей, я ей такая – понятия не имею, так? Или: “Ха-ха, а вот не скажу!” – и повесить трубку?

– Просто сообщите ей, ну не знаю… сообщите, что ребенок не хочет с ней сейчас разговаривать, но завтра вернется домой. Что-нибудь такое. – Снова возникает тишина. Кел отчетливо воображает вздетые брови. – Я б и сам позвонил, но Шила может расстроиться, если узнает, что ребенок у меня в доме. Не хочу я, чтоб она полицию на меня натравила. Или сама заявилась ко мне под дверь.

– А если она это устроит мне, все шик, да?

– К вам она не будет полицию вызывать. Если придет к вам, можете показать ей, что ребенка у вас нету. А если заявится после восьми, вас вообще дома не будет.

Через минуту Лена говорит:

– Было б мне веселей, если б я понимала, как меня вообще угораздило.

– Ага, – говорит Кел. – И мне. У девчонки дар.

– Мне пора, – говорит Лена. – До встречи. – Отключается.

Кел вспоминает о разнообразии звуковых эффектов, какие предложила бы Донна, чтобы явить ему вершину айсберга своих чувств в заданных обстоятельствах. Кел даже подумывает, не позвонить ли ей и не изложить ли всю эту историю – исключительно ради удовольствия послушать их еще раз, но сомневается, что Донна оценит все это так, как ему бы хотелось.

Город по-будничному деловит, старушки с сумками на колесиках рассекают по улицам, на перекрестках, размахивая клюками, беседуют старики. Добыть надувной матрас Келу удается не сразу, но в конце концов мужик в хозяйственном магазине надолго исчезает в подсобке и возвращается с двумя – оба покрыты пылью и липкой паутиной. Кел забирает оба. Пусть и готов он к ночи в кресле, одинокий матрас может создать у Лены впечатление, будто у Кела есть какие-то планы.

В лавке, увешанной впечатляюще многообразной ношеной синтетикой, становится понятно, откуда взялся Шилин свитер. Кел находит проволочную корзину с синтетическим постельным бельем, а также дополнительное одеяло и пару подушек, пижаму, синее худи и пару джинсов примерно на размер Трей, грузит все это в супермаркетную тележку вместе со стейком, картошкой, овощами, молоком, яйцами – самым питательным, что удается найти. Попутно прихватывает Марту печенье. Нужен повод зайти к соседу – пусть тот покуражится насчет Лены, пока у него не лопнуло терпение и он не заявился к Келу повторно.

Вечер в эти дни надвигается раньше. Когда Кел выезжает из города, свет уже низок, отбрасывает обширные полотна теней через поля. Кел катится к дому быстрее, чем следовало бы по этим дорогам.

Все еще прикидывает, как подобраться к Остину. На службе он бы взялся за дело, вооружившись затейливым набором всевозможных кнутов и пряников любых размеров, очертаний и свойств. Наблюдает, как узкая низкая луна висит на лавандовом небе, как с сумерками набирают глубины, струясь за окнами, поля, и вновь чувствует, до чего беспредельно пусты у него руки.

Остин с бывшим легавым разговаривать не станет, к конкуренту по-доброму не отнесется и до случайного гражданского не снизойдет. Кел считает, что лучше всего сыграет такая ставка: он повидал веселой жизни, убрался, пока удача не отвернулась, и переехал подальше от дома, чтоб не затянуло обратно и чтоб не нашли, – вроде и крут достаточно, чтоб удержать Трей на сворке и чтоб уважали, но не настолько деятелен, чтоб представлять угрозу.