Бен, в черной куртке и зеленом свитере с круглым вырезом, говорит:

– Ну, мама слегка притихла. – Он расплывается в улыбке. – Порой мне кажется, она до сих пор к тебе неровно дышит.

«Ну разумеется. Шерудит каждую ночь у себя в манде, вспоминая лучший хуй, который у нее когда-либо был или будет». Я чуть не произношу это вслух, но спохватываюсь. В конце концов, это ж мать парня, и он в ней души не чает.

– Ничего удивительного. После осмотра товаров в универмаге Саймона Дэвида Уильямсона, – смотрю на Марианну и понижаю голос до игривого урчанья, – трудно шопиться где-нибудь еще.

– Ясен пень, – ухмыляется Марианна, подмигивая парням. Потом смотрит на мой нос: – Надеюсь только, этот синяк заживет до свадебных фотографий!

Неужели нужно постоянно воскрешать этого призрака?

– Подлое нападение, – объясняю паренькам. – Старый дружок потерял из-за меня пару бобиков – расплата за немалый эмоциональный бедлам, что он учинил, – и не может перенести это как мужчина.

– Охохо, – смеется Дэн.

Да, мне нравится этот чувак.

– Так держать, Дэн, – смотрю на Бена. – Я рад, что ты не связался с занудным гомосексуалом, сынок.

– Папа…

– Нет, ну его нахуй, – говорю, когда приносят меню вместе с белым вином. – Это то же самое, что и занудный гетеросексуал. Если ты гей, просто будь настоящим блядским педрилой, вот мой совет.

Официант откупоривает бутылку и наливает мне вина на пробу. Делаю глоток и одобрительно киваю. Пока он наполняет бокалы, успеваю раздухариться:

– Будь шепелявой, языкастой, эпатажной, безобразной, скандальной хабалкой! Не будь пригородным Чарли со своим бойфрендом Томом, с которым вы вдвоем сплавляетесь на байдарках на выходных. Чпокай незнакомцев по туалетам! Переуайльди Оскара Уайльда! Пихай за щеку мальчикам по вызову в парке…

Пара за соседним столиком оборачивается.

– Саймон, – грозит Марианна, когда официант уходит.

Марианна и Бен ерзают, но Дэн тащится, потому говорю погромче:

– Соблазни мудака-натурала и сломай ему жизнь, а потом, когда он разведется, стань лучшей подругой его бывшей жены. Готовьте вместе с ней безумные коктейли и сплетничайте о том, как отстойно он трахается. Открой в себе страстную любовь к мюзиклам. Ходи в ледерхозенах на подпольные ночные технотусы в Берлине.

– Мы это учтем, – смеется Дэн, поворачиваясь к Бену. – Ну, значит, тогда на праздники в Германию!

Бен краснеет. Он на пару лет младше Дэна, и это заметно. Вот же нахаленок малой, – интересно, кто кого из них чпокает? Я так думаю, плюсы педерастии в том, что можно смешивать. Везет же говнюкам.

– Отлично! Не хочу, чтобы вы, ребята, разменивали свой гомосексуальный дар на приблуды для знакомств, ипотечных брокеров, агентов по недвижимости, архитекторов, документы об усыновлении, встречи с суррогатными одинокими шалавами, которые будут обдирать вас как липку, и споры по поводу ебаных тканей!

– У нас нет никаких споров по поводу тканей. Либо по-моему, либо никак, – говорит Марианна, вставая, чтобы пойти в туалет.

– Она мне нравится, – говорит Бен. – Рад за тебя, пап.

Придвигаюсь поближе и понижаю голос:

– Она либо хищница, либо жертва. Как Черчилль о немцах говорил: лежат у твоих ног или хватают тебя за горло. Жить с ней классно: не дает расслабиться. Она ведет подкоп под меня, а я – под нее. Каждый день – ебаный поединок, – в эйфории бахаю по столу. – Никогда в жизни не чувствовал себя таким живым!

– Что-то не очень похоже на секрет счастливой…

Тут же обрываю его:

– Два слова: примиряющий секс.

Парни смотрят на меня и похихикивают. Не по-пидорски, а так типа: «Что за хуйню этот стремный старый пиздюк сейчас несет?» Говорить с молодежью о сексе – табу: она не хочет представлять себе, как порются возрастные ушлепки. Я был таким же в их возрасте. Таким и остался.

– Хорош болтать, – стучу по носу пальцем, и, ё-мое, болит же. «Рентон. Пиздюк этот».

От вина голос у Бена становится вполне жеманным, а его голубая манерность резче и заметнее.

– Вот и все, парнишки, можете обойтись без голливудского шифрования и ничего не скрывать. Я натурал, но при этом я голубой, как небо над Берлином.

– Это точно, – соглашается Марианна, вернувшись из туалета, и придвигается обратно ко мне.

– Это потому, что я отдрючил тибя во все дыры, – смеюсь, забалдев от вина, а она тычет меня в ребра. Смотрю на них: – А что, одним вам, голубцам, отрываться? Не в обиду, мои беллиссими бамбини![73]

Когда они выходят из метро на «Тафнелл-парке», у нас с Марианной начинаются пьяные разборки.

– Не надо стараться их переплюнуть, они просто молодые парнишки, – говорит она.

Я знаю этот взгляд, и он призывает протянуть оливковую ветвь.

– Да, любимая, ты совершенно права, как обычно. Я налажал, пожалуйста, прости меня. Наверно, просто нервничаю. Мой сын съехался с новым партнером. Но он классный парнишка.

– Они отличная пара, – говорит она, смягчившись.

На следующий день уезжаем в Эдинбург на поезде. Дорога очень приятная – перелет и рядом не стоял. Обожаю, как все постепенно становится красивее, чем дальше на север едешь.

– Думаешь, это удачная мысль? – спрашивает Марианна.

– Не особо. Ричард Брэнсон – мудозвон, и не хочется ему деньги отдавать. Но лететь – это так…

– Нет, я имею в виду этот ужин!

– Да, – настаиваю я, вспоминая пиздюка Юэна. Бесхребетность этого сопляка привела к печальной кончине Дэнни-боя. – Я говорил по телефону с маммой. Она в полном восторге, я буквально слышал, как она крестится. «Мо-ой мальчик наконец-то остепенился и женится…»

– Но она не знает, что на мине, Саймон. У нас же есть прошлое. И твоя сестра…

– У Карлотты с Юэном все уже хорошо. Им просто придется тебя принять, иначе мы ни с кем из них знаться не желаем. И все дела, – говорю ей. – Они должны уяснить, что они не пупы земли, своим хером этот мудак Юэн оставил за собой шлейф разрушений, а потом, когда ему стало выгодно, вернулся играть в счастливое буржуазное семейство… – Смотрю ей в глаза. – Только через мой труп.

– Просто я жалею, чё тогда… ты понимаешь… – Взгляд у нее покаянный, оно и понятно. Профура редкостная, но я ни за что не хотел бы, чтобы она была другой. – Я тогда так на тебя рассердилась. – Она сжимает мне руку.

– На это мне пофиг… ну, не считая того, что это повлекло за собой запутанную цепь событий, но это же Юэн по своей дурости накосячил.

Марианна проводит рукой по волосам, и они тут же падают обратно.